К шестому часу было уже не весело. «Держись, твою мать, Алекс, держись», – говорил он себе, а у самого такое чувство, что вот-вот кровь хлынет носом и зальёт, к чертям, всё вокруг. От софитов шёл невыносимый жар. Чёрная футболка с ярким кислотно-зелёным изображением магнитофона прилипала к телу. Он склонился над пультом, мокрые тёмные волосы падали на глаза. Казалось, что даже ресницы расплавятся. Он распрямился, убрал волосы с лица и попытался посмотреть вперёд, но рядом запыхтела дым-машина, и всё погрузилось в разноцветный туман. В горле пересохло, а глаза слезились – их сильно щипало, то ли от обезвоживания, то ли от недосыпа, то ли от дыма. Ему стало интересно – сможет ли он осуществить сегодня то, что доступно практически всем остальным, а вот для него всегда составляет проблему. Он так устал, что едва мог держаться на ногах, вдобавок ко всему, его уже начинало мутить, но выбора не было – сет должен был длиться до самого утра. Таков был уговор. Ещё последний час. И всё – домой, спать, наконец-то – хоть и совсем недолго. Впрочем, как обычно. Говорят, что человеку необходимо спать восемь часов в сутки. Ха. Алекс устало улыбнулся, думая, что ещё немного – и он научится дрыхнуть на ходу с открытыми глазами, а может, даже и варить во сне кофе. Вот было бы удобно. Но крепкий продолжительный сон – он уже много лет не мог позволить себе такую роскошь. Всё бы сейчас отдал даже за шесть часов симбиоза с подушкой. Если бы он лёг на кровать и она стала засасывать его внутрь, как в каком-нибудь ужастике или известном клипе группы the Cure, то он бы не испугался, а, скорее, счёл бы это спасением.
Дым-машина перестала извергаться, и Алекс снова попытался посмотреть в зал. Для пяти с лишним часов утра вполне недурно: некоторые ещё дёргались на танцполе, хотя он знал, что в это время суток их заводит не его музыка, а огромное количество употреблённого за ночь. Впрочем, его это не особенно волновало. Он всегда, даже сейчас, несмотря на чудовищную усталость, получал какое-то необъяснимое, совершенно маниакальное удовольствие, когда видел, как ведут себя на танцполе люди. В этом было столько всего, что он не мог это ни понять, ни объяснить, но постоянно хотел видеть. Этот род медитации и ухода от реальности – танец, такой разный для каждого – в этом был смысл, который так хотелось постичь. А если не постичь, то просто наблюдать и дарить им музыку. Чтобы они танцевали дальше. Медленно или быстро – неважно. Самое интересное – это видеть глаза танцующего человека – настоящий космос, источник флогистона. Если кто-то двигался близко к сцене, то вполне можно было этот космос разглядеть и очутиться в нём.
Алекс посмотрел на пустой стакан возле микшерного пульта. Потом на танцпол. Танцуют, да – прекрасно. Но и есть во всём этом моменты, которые Алексу не нравились. Уже не нравились. А вернее – не моменты, а определённая категория людей, в глазах которых не было никакого космоса. Алекс, будучи диджеем уже десять лет, истоптав десятки клубных сцен, стал уже хоть и с каким-то снисхождением, но всё же с непониманием смотреть на людей, которые готовы потратить все свои деньги и вылизать все жопы мира, чтобы отметить какой-нибудь праздник в клубе. «День рождения удался!» – говорят они, выпив три бутылки дешевого пойла с известным названием, которое, зачастую, даже не могут правильно произнести, потанцевав под заезженные треки и облапав своими ручонками своих друзей и подруг, вырядившихся в свои «выходные» наряды. Он же – диджей или просто музыкант любого рода – для них представлял собой один из двух видов людей: он либо их холоп, лакей, создающий им приятную атмосферу, либо бог на сцене, звезда, с которой они непременно захотят сфотографироваться и, что гораздо хуже, затащить к себе на моветонную вечеринку. Ни то ни другое к нему настоящему, как прекрасно понимал Алекс, не имеет ни малейшего отношения. Так или иначе, он осознавал, что их праздники – это его будни, но не мог понять, хорошо это или плохо, особенно в такие ночи, как сегодня – когда мысли путаются от физической усталости, а он, как профессионал, не имеет права показывать, что валится с ног и с огромным усилием держит глаза открытыми. Вставишь спички, как распорки для век – мигом переломятся. Так что он продолжал сводить треки, буквально немея от усталости, наблюдая, как танцуют остальные – не те, кто приходит в клубы кого-то подцепить и, выверяя каждое своё телодвижение, смотрит по сторонам, оценивая обстановку. Он вновь поглядывал на тех, кто танцует, позабыв обо всём. Алексу каждый раз казалось, что, направляя треками энергию людей, он делает что-то очень необходимое. Когда он видел, как самозабвенно пляшут девчонки и парни, и как им хорошо после этого, это каждый раз было похоже на… счастье что-ли?
Алекс продолжал сводить треки, а сам, отвлекаясь от танцпола, мысленно прикидывал, сколько времени уйдет на то, чтобы после сета быстро собраться, приехать домой и поспать. Как ни крути – на сон никак не выходило больше двух часов.
Ну хоть что-то.
Отыграв так, не выходя из своих всё больше путающихся мыслей, он машинально быстро собрал оборудование и вышел к организатору в зал. Народ, в основном, медленно стал расползаться по домам, волоча ноги. Кто-то всё ещё не мог успокоиться и атаковал замученных барменов новыми заказами, а те смотрели на них, как на муравьёв. Алекс увидел организатора концерта, Тома. Тот, пытаясь втянуть желейное пузо, стоял с дамой и что-то ей увлечённо рассказывал.
– Как договаривались? – спросил Алекс, отвлекая его от разговора с изрядно подвыпившей подругой с ярко и при этом криво накрашенными губами.
Том нехотя отвернулся от нее, залез к себе в карман и, пошатываясь, достал несколько сотен рублей. Потом покосился на свою спутницу и добавил ещё несколько сотен – неслыханная щедрость. Он протянул их Алексу, и тот, оценив масштабы гонорара, положил деньги в карман.
– Вообще, августейший, мы о другой сумме договаривались, – напомнил Алекс.
Том похлопал его по плечу и изобразил кислую улыбочку.
– Давай там, потом как-нибудь. В следующий раз. Сейчас нет ничего. Ты же понимаешь, одни расходы. – Он развёл руками.
– То, где ты вечно прячешь мои гонорары – это тайна, покрытая сторублёвыми купюрами, – сказал Алекс, но, сказав, сразу понял, что от увлечённого барышней Тома он больше ничего не добьётся, и решил попрощаться, чтобы не задерживаться впустую. – Пока, Том.
Том, повернувшись к своей подруге, невнятно махнул рукой, и Алекс, схватив всё своё оборудование, ушёл из клуба. Вернее, почти ушёл. На лестнице он сильно пошатнулся и чуть было не упал, так как ощутил внезапный вес на свое шее: пьяная девушка обхватила его руками сзади так, что он даже не сразу понял, что происходит. Он очень сильно устал, и её вес показался ему крайне внушительным.
