Он почувствовал что-то неладное, как только вышел к болотам. Аккуратно стряхнув с русых волос паука и накинув капюшон своего тёмно-зеленого поношенного плаща, Константин, высокий жилистый мужчина пятидесяти лет, прищурил глаза и подозрительно оглянулся. Он знал эти леса слишком хорошо, и кое-кто этого не учёл. И мало того, что он мог пройти болото вслепую, он ещё и знал о тех, кто любил тут подшучивать над незадачливыми грибниками и гуляками. Так что сегодня шутнику не повезло.
Константин остановился и прислушался. Где-то далеко стучал по дереву дятел, внизу под ногами в вереске раздавалось деловитое жужжание насекомых, а в остальном – тишина.
Он сделал несколько осторожных шагов в сторону от болота, оглянулся ещё раз и… не узнал место. Но вместо того, чтобы испугаться, он громко рассмеялся. Его подозрения оправдались.
На земле прямо перед ним лежал большой булыжник. Константин, перестав смеяться, но все еще улыбаясь, внезапно схватил его своими мозолистыми руками и с силой потянул на себя, начав отрывать его от мха. И тут любому, кто увидел бы эту картину, открылось бы чудо: это был не просто булыжник, а некое странное существо. Чем больше камень отрывался от земли, тем сильнее он преображался и становился похожим на изваяние человека. Поначалу какое-то уродливое и непропорциональное, но когда Константин уже почти целиком оторвал его от земли, тот всё больше стал походить на обычного мужичка, разве что с сероватой кожей и блёклыми глазами светло-серого цвета. Он кряхтел и неуклюже пытался выскользнуть из крепких рук Константина, но чем крупнее он становился, тем тяжелее ему это давалось. В конце, однако, существо явно потеряло запал и перестало сопротивляться.
– Попался, шутник, – снова засмеялся Константин. Камень уже стал совсем похож на высокого и крепкого мужчину, но могучий человек всё равно был больше и сильнее. – Не надеялся ты, что наткнёшься на того, кто про вас, ляписов, знает. Известно мне и про ваши шуточки, как вы любите местных с пути сбивать, а потом к себе утаскиваете работать на вас. Не пройдёт со мной!
Константин не врал. Жил он в деревне возле этих лесов с самого детства, а до этого жил здесь его отец, а до этого дед и прадед. И все они знали, что где-то здесь, в лесу, водятся некие существа – ляписы. Ляписы, как им было известно, предстают перед людьми в виде обычных камней, но сами они далеко не камни, а их, как считалось, создатели и хранители. Сами они имеют при этом человеческий облик, с едва заметными отличиями, такими как тон кожи или необычный цвет глаз, но некоторые из них способны преображаться в валуны и прятаться на виду. А развлекаются они тем, что наводят на путников чары, так что люди попросту не могут найти обратный путь из леса. Но если вдруг путникам выйти из чащи и удаётся, то появляются они дома через несколько лет, думая, что блуждали пару часов и ничего больше не помня. А иногда и не возвращаются вовсе, если ляпис утащил человека в свой мир, где обратил его в рабство.
Константину хорошо было это известно, да и ляписов он уже встречал, хотя и нечасто. Обычно те морщились и вопили, когда их отрывали от земли, заставляя принять человеческий облик. Затем схваченный ляпис предлагал Константину выкуп в виде каких-нибудь камней, сделка состоялась, и все возвращались к своим делам.
Но на этот раз ляпис был необычный. Таких больших и крепких Константин ещё не видел. Вдобавок он был опрятен и одет в что-то наподобие белого льняного костюма и накидки с капюшоном, что отличало его от тех существ, которых Константин видел раньше – те были грязные, маленькие, все в какой-то траве и тине. Став человекоподобным, он не кривлялся, не кричал. Наоборот, он стал угрюмым, и в глазах его читалась мольба.
– Ты меня отпустишь? – спросил ляпис.
– Отпустил бы, да вот никак не пойму, зачем вам всё с дороги нас, людей, сбивать? Теперь уж и не знаю. Надоели ваши проделки.
– Не хотел я тебя сбивать. Лишь сюда попасть хотел, в лес. Отпусти.
– А что я получу взамен?
Константин был опытен. Хотя он и не собирался удерживать ляписа, но ждал, что тот, как и его сородичи, может предложить хороший выкуп – камни, хранителем которых он был. Обычно подобные сделки были выгодны, разве только пару раз Константин ловил ляписов-хранителей мрамора. Их камни мало чего стоили. Он выложил ими садовую дорожку и клумбу с астрами.
Ляпис внимательно смотрел своими светло-серыми, почти белыми слезящимися глазами на Константина, размышляя. Затем медленно, но твёрдо заговорил:
– Получишь самое дорогое твоему сердцу. Сына.
Константин опешил. Прошлые ляписы явно ничего о его тайных мечтах не знали. На секунду он даже подумал, что спит. Неужели он схватил какого-то сильного хранителя, раз тот смог заглянуть в самую его душу и увидеть глубокое, беспросветное одиночество, о котором Константин забывал днём, но которое душило и мучило его вечерами? Уже много лет…
Да, он любил, он умел любить, но женщины не хотели навсегда оставаться в этой деревне и жить с человеком, насквозь пропахшим рыбой, торгующим лещами и озёрными окунями в лавке. Этих денег хватало лишь на еду, да худо-бедно поддерживать хозяйство: небольшой огород и ветхий, хоть и ухоженный дом. А Константин другой жизни не мыслил. Руки у него росли откуда надо, всё он умел и не хотел ни богатства, ни другого жилища. Эта деревня была как половина его сердца вместе с сосновым лесом, множеством маленьких озёр, и даже с соседями, которые, кстати говоря, относились к нему весьма дружелюбно.
Но он всегда мечтал о сыне.
Ляпис прищурил свои жуткие блёклые глаза, наблюдая за оцепеневшим рыбаком.
– Сына? – только и смог переспросить Константин.
Ляпис стал очень серьёзным и понизил голос, который гудел в ушах Константина, словно откуда-то из трубы.
– Будет у тебя сын, но ты мне должен пообещать, что будешь заботиться о нём в вашем человеческом мире. Будешь заботиться так, что никто и не подумает, что не ты его истинный родитель. Будешь заботиться и растить его так, что хорошо ему будет среди людей, и не будет он знать страха и боли.
– Конечно, – прошептал Константин, едва веря тому, что услышал.
Ляпис попросил дать ему коснуться земли. Константин позволил это сделать. Ляпис прижал свои большие сероватые, похожие на узловатые корни, руки к земле, затем погрузил их глубоко в мох, а в следующую секунду поднял наверх что-то овальное, размером чуть больше дыни.