Несколько выборочных отрывков
***
В доме выла собака… Протяжно, тоскливо с надрывом, подчас срываясь на жалкий скулеж. Вопль страдающей собачей души зарождался в недрах запертой квартиры №5 и, прорываясь сквозь окна и щели, разносился по подъезду, по двору, по улице и стихал, не достигнув бульвара. Жильцы невольно застывали в ужасе, заслышав эти звуки. Немного потерпев, они стали стучаться к соседу в №5, и не дождавшись никакого ответа, пожаловались красноносому бородатому дворнику. Тот, почесав затылок, принес лестницу, приставил ее к стене и, сопровождаемый напряженными взглядами испуганных жильцов, поднялся к окнам второго этажа. Прикладывая ребро ладони к стеклу, дворник пытался разглядеть, что творится в зловещей квартире. Шторы полузадернуты, темно – ничего он не увидел. К вечеру, когда в отчаянном вое послышалась жуткая хрипотца, и двор стало заволакивать грозными сумерками, появился обеспокоенный домовладелец, а вслед за ним суровый полицейский урядник в белом кителе.
Три дня спустя молодая дама в черном платье, путаясь в кружевах, едва различая дорогу сквозь пелену слез и темную вуаль, соскочив с подножки экипажа, взбежала на крыльцо уже совсем другого дома и позвонила в дверь. Ей отворил почтенный пожилой господин и поймал в объятья чуть ли не теряющую сознание гостью.
– Я не верю. Не может быть. Что делать? – шептала она.
***
В полумраке зашторенной кареты он не видел лица Стэфы, он смотрел на ее руку в черной перчатке, лежащую на колене. «Почему закрыты окна? – подумал Угрим. – Чтобы нас с ней никто не увидел? Чтобы я не запомнил дорогу к этому бывшему человеку канцлера?» Он молчал и задавал эти вопросы сам себе. Но вот заговорила Стэфа.
– Послушайте, Угрим, а что если я скажу вам: оставайтесь в Пелгоже. Никуда не уезжайте, никого не ищите?
– То есть, как? Зачем же вам такое говорить?
– А если бы сказала? Не торопитесь, подумайте.
– Вы не хотите, чтобы я нашел крысолова?
– А вы очень хотите найти крысолова?
– Да мне и хотеть-то больше нечего.
– Так ли уж нечего?
– Нечего. Это совершенно точно, – чистосердечный Угрим на минуту задумался и повторил с уверенностью: – Нечего. Зачем вы завели этот странный разговор? Еще вчера вы готовы были мне пообещать что угодно за то, чтобы я нашел вашего Мартина. Что изменилось за один день?
– Ничего, мне по-прежнему нужен мой Мартин. Я хотела понять, чего хотите вы.
– Я не для того бросил Лотонь, чтобы застрять в Пелгоже.
– Мне достаточно такого ответа.
Стэфа сняла перчатку:
– Дайте мне вашу руку, – попросила она.
Угрим послушался и коснулся теплой нежной кожи. Стэфа гладила, щупала его ладонь, перебирала пальцы, неторопливо, тщательно, даже как бы вдумчиво… Угрим отдал ей во власть свою руку, но ему казалась, что Стэфа завладела им всем, целиком… У него перехватило дух, от пальцев к плечу пробежала дрожь. Он испугался, что Стэфа почувствует это.
– Что вы делает? – спросил он.
– Хочу вас узнать поближе. Человека выдают его глаза, затем осанка и походка, потом руки и только потом лицо.
– Что вы узнали по моим глазам?
– Вам можно доверять.
– Что вам рассказала моя рука?
– Вы не тот, за кого себя выдаете.
– Не тот? И кто же я?
– Хотелось бы знать.
– Как же можно мне доверять, если я не тот, за кого себя выдаю?
– А это не страшно.
– Не понимаю.
– Я знаю, что вы не понимаете, – Стэфа тихо рассмеялась.
«Что происходит? – подумал Угрим. – Или я сошел с ума, или она заигрывает со мной».
Стэфа бросила его руку и надела перчатку. Дальше они ехали в тишине, пока карета не остановилась в небольшом селении недалеко от города. В потемневшем небе уже разгорелась луна, во дворах лаяли собаки. Путники вышли из кареты, и Стэфа привела Угрима к небольшому дому, стоявшему на отшибе.
***
Угрим заказал новому знакомому выпивку. Сделав несколько глотков, Тепта зацепил взглядом чужака и снова заговорил:
– Ты что-то вынюхиваешь. С утра здесь шатаешься. Выдумки городишь. Спроси у меня напрямик. Я на улице живу. Когда в лесу ночую, когда под лодкой, когда в бочке, когда в сарае, под лестницей, на чердаке. Я много чего вижу. Спроси, расскажу честно, что знаю, если заплатишь.
– Хорошо, – Угрим выложил на стол несколько монет. – Кто у вас здесь магией занимается?
Тепта покосился на деньги и разочарованно протянул:
– Ты про старуху, что ли? Про Кукобу? Про эту ведьму тебе любой расскажет.
– Нет, я про мужчину, что снимает дом из красного кирпича, говорят он чернокнижник.
– А… Не знаю, какой он там книжник. Днем мыло варит… Ну, не мыло, что-то варит, смрад страшный из окон прет. По ночам к нему другие негодяи ходят, в карты играют.
– Как выглядят эти негодяи?
– Обычно, как все негодяи.
– И часто ходят?
– Да несколько раз на неделе и в скоромные, и в постные дни.
– Пешком приходят или в карете?
– Да что им в карете… Ну может, кто и подъедет на извозчике.
– А военные то же бывают?
– Нет, военных не видел, только шантрапа… А не интересует ли господина тот самый странный случай с каретой, военными и господами в плащах?
От предчувствия удачи у Угрима вспотели ладони. Еще несколько монет звякнули о кабацкую столешницу. Тепта тут же смахнул деньги в карман и, приняв задумчивую позу, провел пальцами по губам. Угрим по-своему истолковал этот жест:
– Вина получишь, сколько хочешь, когда все расскажешь.
Тепта метнул в него оскорбленный взгляд и, снова задумчиво склонив голову, медленно заговорил.
***
Стэфа села в постели. Нора, как есть нора… Потрогала стену – шелковые обои холодные и сырые. Мягкое шуршание рукава – Стэфа одета в шелковую рубашку с кружевами. Чьи-то руки раздели ее и одели в эту рубашку… Чьи? Знобит, от холода и страха. Стэфа натянула атласное стеганное одело. Этот кто-то должен показаться, в конце концов. Где здесь дверь? Должно быть, там, за портьерой. Ясно одно, что этот кто-то поклонник рококо и шелка. Почему он живет в норе? Сумасшедший? Как Стэфа попала сюда из дома пасечника? Крысы притащили? Крысы… Ну не крысиная же это нора. А что там говорили про канцлера: крыса-оборотень. Неужели это жилище канцлера? Ну нора, ладно, однако канцлер и рококо – быть того не может. Что угодно, только не завитки из позолоты. Было бы смешно, если б так оказалось на самом деле. Это сон, это бред. Что угодно, только не реальность.
Шаги… Показалось. Нет, шаги. Он идет. Вот все ближе… Мягкие, осторожные, еле слышные, крадущиеся. Канцлер так не может идти, но так могут ходить его слуги. Стэфа замерла, сидя в постели, натянув одеяло до подбородка. Шевельнулась портьера, отодвинулась… Вот он…
Бледная рука в белом кружевном манжете смяла край портьеры и отдернула ее. Невысокий худощавый человек в темно-синем, почти черном фраке… Боже, на нем костюм времен французской директории, белые панталоны, чулки, башмаки с пряжками, жидкие светлые волосы зачесаны назад и, кажется, собраны в косу. Сказки Гофмана… Человек медленно, крадущейся походкой вышел на средину комнаты. У него было белое чуть розоватое лицо, маленькие красные глаза, большой вздернутый нос, выступающий рот, широкий с тонкими бледными губами. Ряженый глядел на Стэфу ласковым, обожающим взглядом. Неловко одернув борта фрака, он улыбнулся ей, показав крупные неровные, едва помещавшиеся во рту зубы.
