ПРОЛОГ
Я приложила левую ладонь к правой – брата.
Мы казались зеркальным отражением друг друга. Синий левый глаз, правый – черный. Короткие завитки темно– русых волос над маленькими ушами и косая челка, почти прикрывающая левую бровь. Прямые носы с тремя рыжеватыми веснушками и пухлые бледно– розовые губы. Мы оба улыбнулись, и на побледневших щеках появились смешные ямочки.
– Нас друг от друга не отличишь, – хрипло сказал он, его улыбка стала грустной.
– Даже если очень захочешь, – эхом ответила я, целуя его в щеку.
– Ты еще не передумала обменяться? – наклонил голову он.
– Рискнем, – кивнула я. – И тебе необходима девичья прическа.
Я с сожалением нажала кнопку программы стрижки волос на синем старинном шлеме с золотистой надписью: «Тупейный художник». Брат вздохнул, знал, что доверять этому художнику – дело последнее, но засунул голову внутрь, словно в пасть чудовища.
Когда на зеленой шкале щелкнули цифры: «Сто» – братишка стянул шлем. Голова у брата оказалась круглой, как обточенный звездным ветром астероид. Глаза из– за новой стрижки стали больше, а щеки пухлее. Теперь мы уже не были похожи на створки одного зеркала. Вместо челки торчал забавный хохолок. Я ткнулась в него губами. Братишка не отстранился, как всегда, а задержался не дыша рядом со мной.
– Держи мои документы, не потеряй, – сунула я ему карточку– паспорт, которую еще вчера отыскала в бабушкиной шкатулке. – Там и аттестат где– то есть, и характеристика.
– Давай позавтракаем все– таки, – потер он ладонью темно– русый ежик, самую модную девичью стрижку нынешнего месяца звездопадов и накрутил на палец хохолок.
– Я не могу, – виновато глянула на него я, меня подташнивало все утро от страха.
Рискованную идею: мне поехать в мужскую академию конструкторов под видом парня, а брату – в женскую предсказательниц, притворившись девушкой, – придумал брат.
– Я тебе сейчас сделаю бутерброд по рецепту мамы и налью точно такого какао, как варила бабушка. Помнишь?
– Еще бы! – кивнул он, устраиваясь в широком дедовом кресле: бархатную подушку под спину, уютный плед на колени
Выдумка была интересной, но исполнить ее было страшно. Вдруг поймают? Это не экзамены друг за друга сдавать.
Я намазала желтоватым вкусно пахнущим маслом кусок ноздреватого черного хлеба, отрезала прозрачный ломтик розовой ветчины, положила сверху тонкий листик белого сыра и веточку петрушки, мгновенно саморазмораживающейся от соприкосновения с воздухом.
Братишка жевал, благодарно кивая и рассматривая мою карточку янтарного цвета с золотой надписью: «Лиза Ясная», сохраняющую все, все мои документы. Капля горячего какао упала на блестящие знаки, когда он взял из моих рук дедову кружку.
– Убери же, – попросила я, зная, что даже крутой кипяток не сможет испортить карточку, но все равно нервничая.
Брат положил кусок металла в карман брюк.
– Ты меня отвезешь? – слизнул он крошки с ладони, сладко причмокнув.
– Конечно, – смотрела я на него, запоминая тонкие брови, упрямо сжатый рот, ямочку на левой щеке, ямочку на правой.
Точно такой, как я, и все– таки совершенно другой. Получится ли увидеться раньше, чем через полгода? Этого я не знала.
– Не забывай про мыслещит, – пробормотала я.
Он улыбнулся в ответ.
И такая это была открытая, домашняя улыбка, родная, что сердце заныло.
За восемнадцать лет мы не расставались ни на один час. А тут наклевывалась авантюра длиной в шесть земных месяцев – ровнехонько в один семестр в двух разных академиях.
ГЛАВА 1 Первый день в академии
– Учите устав, курсант Лиза Ясная, – надо мной возвышался куратор группы, рассматривая карточку с характеристикой моей сестренки и кучей других важных документов, появившихся у Лизы за ее коротенькую жизнь – восемнадцать лет. Динамик в моем защитном костюме был плохо настроен, поэтому голос куратора то булькал, то свистел, добавляя зловещий эффект к неодобрительному взгляду высокого красивого офицера, – вы честь не умеете отдавать. Здороваетесь, как какой– нибудь никчемный штатский. Ремень у вас болтается. На погоне нитка какая– то висит. Ваш вид – позор курсанта, пусть и первого призыва, то есть курса.
Его тонкие губы шевелились, густые брови приподнимались, черные глаза выражали отвращение, это он прочитал, что мне полных восемнадцать лет.
Глянул на меня с сомнением: дошел до слабых способностей по основным предметам– мыслечтению и предсказаниям.
Прикусил нижнюю губу: высчитывая средний балл, разумеется, чуть выше сотни, только, только, чтобы поступить. И покачал кудрявой головой, увидел, что я – сирота, и воспитывали меня дед и бабушка.
– Да… – отложил карточку куратор, – сложно, зато интересно с вами будет. Как думаете, курсант Лиза Ясная?
– Есть! – вытянулся я, успел прочитать первую главу устава: «Ответы на вопросы начальства».
– Что «есть»? – вздохнул тоскливо куратор, опять задумчиво качнув головой.
– Есть! – пока я запомнил только первую строчку из всей главы.
– Вольно, идите в свою каюту и поработайте над формой и уставом, – куратор сунул мою карточку в сумку на боку.
«Берут, кого попало. Написано же в характеристике: мысли читать не может, предсказывать не умеет. На кой хвост кометы на факультет предсказателей – самый престижный факультет академии взяли девчонку без способностей? В штабе сидеть? Ресницами пушистыми хлопать? Конечно, она хорошенькая, даже очень, красавица, это так, но… развелось штабных! Не меряно– не считано», а стрижка ей не идет, длинные локоны были бы к лицу такой пушистой девчонке, – выдав эту мысленную тираду, высокий подтянутый куратор – мечта любой девушки, удалился четким строевым шагом из кабинета с запиской на дверях: «Собеседование с куратором. Первый курс. Группа один– один».
Я был последним в списке, к такому пришлось привыкнуть, куда деваться, если фамилия начинается на «я». Только от имени «Лиза» я вздрогнул, привычнее было откликаться на собственное имя «Милленниум». Приятели начинали называть меня коротко «Миль» уже через несколько дней после знакомства. Ничего не поделаешь, это имя мне шло. На первой ступени учения молоденькая рыжеволосая учительница вообще звала меня «Миленок». Мне бы не понравилось, если бы не ее ласковая интонация и добрая улыбка.
Симпатичная она была, не то, что этот красивый язва– куратор!
В кабинет на собеседование мы входили по одному прямо из переходного отсека. Как куратор заметил мой болтающийся ремень под защитным костюмом? Это осталось для меня загадкой номер один.
Я выбрался в пустой ярко освещенный белый коридор, ведущий к каютам курсантов. Моя была под цифрой тринадцать.
Я почему– то не любил это число, что– то темное странно неприятное окутывало его, шлейф дурных предчувствий и плохих предсказаний тянулся за ним из древних времен до освоения планет и астероидов.
