Посвящается Наталье Милашенко
Листья на деревьях пожелтели. Не всегда так бывает в сентябре в её городе, но сегодня было именно так. Александра шла в школу на линейку. В этом учебном году она должна была окончить её.
Шаги давались легко, хотя на сердце камнем лежало бремя утрат. Летом её лучшая и единственная настоящая подруга переехала с родителями в Штаты и теперь не с кем было поговорить по душам. Да, они иногда созванивались по скайпу, переписывались в интернете, но расстояние отдалило Беллу от Саши. И всё же именно с ней девушка поделилась горем: её родители погибли в аварии.
Не было долгих разбирательств – всё выяснилось на месте: виноват водитель встречной машины, но от этого Саше не стало легче. Стало труднее, особенно после того, как она обнаружила в сейфе документы о своём удочерении. Всю жизнь она считала их своими родными родителями, и они так относились к ней. Всё же узнать об этом после их похорон было сильным ударом для неё. Слишком рано девушке пришлось повзрослеть, а ведь она ещё не окрепла ни эмоционально, ни духовно.
Александра потеряла аппетит, её непрестанно одолевали суицидальные мысли. Ей казалось, что в мире не осталось никого и ничего, за что можно было бы зацепиться и остаться. Если б не её вера в Бога, наверное, она бы сама уже была на том свете. Но что-то её останавливало.
На первое сентября Александра шла легко – она заметно исхудала. Искры жизни почти потухли в её глазах, которые раньше светились радостью. Сейчас в глубине души поселилась печаль и глядела на мир тоскливым взглядом.
Наконец, она очутилась среди своих будущих одноклассников. 11 А и Б переформировали. Было такое впечатление, что завучу нечем заняться: он, как и в прошлом году, рассортировал учеников без учёта их успеваемости. Но Александре было всё равно, с кем из параллели ходить в один класс, она была отрешена от внешнего мира и с трудом сосредотачивалась. Девушка воспринимала себя идущей в стаде баранов, которых гонят на третий этаж, чтобы прочитать нудную лекцию и дать первые задания.
Классная, Елена Ивановна, начала с поздравлений. Всё было занудно, как всегда. В 11 А осталось 20 учеников и учительница захотела рассадить их по своему усмотрению. Это возмутило многих, но перечить Ивановне никто не решился. Достав новенький журнал, она не долго думая распорядилась так: ребята будут занимать парты в том порядке, в каком шли по алфавиту их фамилии, и Саше досталась последняя в первом ряду четвёртая парта, за которую с ней сел единственный во всей параллели новичок, некий Костя. Но она равнодушно отнеслась и к этому.
Они пошли к своему новому месту дислокации, и тут девушка впервые проявила хоть какие-то чувства: она удивилась. Константин подождал её у их общей парты и спросил, хочет ли она сидеть у окна. Саша неопределённо кивнула и он снял для неё стул. Такая галантность редко встречалась среди старшеклассников, разве только если парень ухаживал за девушкой.
Но её удивление быстро остыло. Саша отвернулась к окну и созерцала пришкольный стадион. Там было пусто и жёлтые листья жалобно ложились на дорожки, устилая их своими тлеющими телами. Когда-то они были зелёными, налитыми жизнью, как Саша… но теперь они опадали. Как Саша? Что ей в этом бренном мире? Она повернулась, чтобы посмотреть на соседа.
Костя внимательно слушал математичку, дававшую «ценные» указания насчёт будущей учёбы и наставлявшую ребят в благовоспитанном поведении и отличных отметках. Парень был с первого взгляда неприметный. В серой плотной рубашке и куртке болотного цвета, накинутой сверху. Его тёмно-русые волосы почти сливались с одеждой, а в лице не было особо примечательных черт – не красавец и не урод. Обыкновенный.
Они оказались единственными, кто сидел так далеко, аж на четвёртой парте, остальные ряды учеников заканчивались третьей. Сашу это не то, чтобы радовало, но успокаивало. Она чувствовала себя защищённой, особенно потому, что ей уступили место у окна. Сосед как бы загораживал её от мира, а ей сейчас так требовалось отгородиться, спрятаться, потому что порой она ощущала себя оголённым нервом.
Конечно, сегодня не было уроков. Саша смотрела на охапки цветов на столе учительницы, когда та говорила что-то о расписании. Яркие краски резали глаз, и хотя девушка подумала о том, что они уже фактически мертвы, потому что срезаны – по сути, им остались считанные дни, – но всё-таки казались они вполне живыми. Казалась ли и она живой или уже нет? Пока никто ничего не сказал ей о том, как плохо она выглядит. Саша и сама успела забыть об этом.
Скоро их распустили по домам. Многие школьники были в приподнятом настроении и радовались, что вроде бы уже и учатся, и встретились с однокашниками, и в то же время могут ещё погулять вволю. Хотя всего один день.
Саша никого не ждала, она выбрала из двух дорог к дому ту, которая была обычной тропинкой. По другой, шумной и многолюдной, ей не хотелось идти. Впрочем, и на этой дорожке были весёлые школьники, но в значительно меньшем количестве.
– Можно с тобой? – Послышался голос сзади, и с ней поравнялся сосед по парте.
Саша надеялась побыть в одиночестве и ответила грубо, рассчитывая на то, что он отвяжется:
– Только я не буду развлекать тебя разговорами.
– Хорошо, – засмеялся он, – тогда я буду тебя развлекать. Ты очень уж хмурая, тебе просто необходимо отвлечься от своих грустных мыслей.
– Не лезь, куда не просят! – её оскорбило его бесцеремонное вмешательство в её жизнь и тем более мысли.
– Я вижу, ты бы лучше пошла сама, но именно поэтому не отстану. У тебя, наверное, что-то случилось. Я не знаю, что, но поверь, время всё излечит.
– Что ты понимаешь! Как время может излечить смерть?! – Саша уже была готова обидеться.
– Смерть? – тихо переспросил он. – Время может изменить твоё отношение к ней. Когда кто-то уходит – не злись, если я скажу правду, – ты жалеешь себя, потому что тебе не хватает ушедшего. Откуда ты знаешь, может, ему стало легче там, куда он ушёл.
– У тебя кто-нибудь умирал?
– Нет.
– Вот видишь! Легко рассуждать философски, когда не сталкивался с этим лицом к лицу.
– Не спорю, легче, чем сейчас тебе. Но должен же кто-то сказать тебе эти слова!
– И это должен был быть именно ты, – хотела съязвить Саша, но взглянула на него и осеклась: он смотрел с неподдельным состраданием, он не просто философствовал, а сочувствовал.
– Возможно…
Дальше они некоторое время шли молча.
– Ты далеко живёшь? – спросила Саша, чувствуя неловкость из-за того, что их разговор оборвался на такой необычной ноте.
– За тем магазином, – Костя махнул рукой в сторону дороги.
– Удобно, наверное: спустился, купил, чего надо, и домой.
