Я прибыл… вернее сказать, – появился, а если точнее, оказался в Зачарованном замке под вечер. Никогда не являйтесь в незнакомое место под вечер, господа, никогда не приближайтесь к подобному месту и днем, а тем более – ночью. Представьте, читатель, что вы держите книгу с описанием замка в руках. В какой-то момент створки тяжелых бронзовых ворот с густым и насыщенным звуком, захлопнутся за спиной и вы, все еще продолжая сидеть в своем кресле, окажетесь в замке. На первой странице книги сквозь узоры орнамента просматривается витиеватая надпись…
Ландшафт с видом на озеро, замок и горы
Молодой человек, совершающий путешествие из Праги в Венецию, останавливается полюбоваться упоительным горным ландшафтом, внезапно возникшим перед ним за очередным поворотом дороги. Метаморфозы неба в вечерней воде изумленного озера, россыпь вычурных домиков на берегу, замок на скале, заросший мхом и плющом, изысканно искривленные сосны с багряной чешуей – словно застывшие в раздумье драконы, горы – темно-зеленые вблизи и голубые вдали. Ландшафт, преисполненный очарования, покоя и неги. Налюбовавшись пейзажем, юноша меняет направление и, вопреки утверждению карты, на которой находится гора, съезжает на велосипеде по серпантину дороги в долину…
* * *
– Скажите, – обращается молодой человек к хозяину гостиницы, – как называется ваш город?
– Никак, – отвечает официант вместо задумавшегося хозяина. – Нас нет на карте. Для всех мы отсутствуем.
– Удивительно! Как же тогда называете место, где вы проживаете?
– Город, как же еще? Наш библиотекарь… ему больше ста лет… утверждает, будто бы в оные еще времена наш город назывался… дай Бог памяти вспомнить… а, вот: Ларелла. Сейчас, однако, названье утеряно.
* * *
На заре вид из окна предстает еще более идиллическим. Кто-то в замке играет на арфе (разноголосые женские голоса раздаются в ответ), и звуки, цепляясь за шпили, плывут над домами. Остроконечные крыши усеяны вычурными башенками, статуями позеленевших от времени бронзовых рыцарей, химер и сирен (должно быть, они и поют), флюгерами с птицами на шпилях.
Какой-то шутник поставил бокал с красным вином на место, занимаемое головой Дионисия – святой держит ее в руках, показывая рухнувшему на колени палачу. Выглядывая сквозь плющ с барельефа на стене ратуши, сатир указывает на него пальцем. Ворон, сидящий на плече статуи Франциска Ассизского, нашептывает ему что-то на ухо, в ответ святой указывает на раскрытую книгу у него на ладони.
Розовощекая барышня распахнула окно, свесилась с подоконника и выставила на обозрение пышную грудь, выскользнувшую из расстегнувшейся блузки. Сладчайшими пухлыми губками изобразила поцелуй, кокетливо пошевелила пальчиками, поводила грудью, сказала: «Ах» – и застыла в позе сфинкса. Ворон, столкнув бокал, уселся на место, занимаемое некогда головой Дионисия, и прокаркал нравоучение на языке, понятном Франциску, который оказался понятным и барышне. Она встрепенулась и в обратной последовательности проделала предыдущие действия: запахнула ворот блузки, попыталась захлопнуть окно, при этом вновь обнажилась ее непослушная грудь, задернула шторы, но выглянула в щелку и подмигнула, а ворону показала язык.
* * *
Для получения разрешения на пребывание в городе хозяин гостиницы направляет молодого человека в замок графини Цирцеи де Бержерак. Он проводит упоительный вечер с очаровательной и загадочной дамой, обитающей в замке, и только под утро возвращается в город.
– Вы были у нее в гостях! – окружают его местные жители при выходе из замка. – Расскажите, расскажите, пожалуйста, как она выглядит.
– Мы ее никогда не видали, – с грустью отмечает толстяк с моноклем в глазу. – Так близко, как вы, во всяком случае.
– В бинокли, разве что, через окна, – указывает энергичная дама театральным биноклем на ручке в сторону замка. – Какая у нее фигура?
– Миниатюрная.
– Слишком общее определение, – заявляет затейник. – Нельзя ли точнее?
– К сожалению, на окнах гардины, – разводит руками дама. – Ничего нельзя рассмотреть!
– А какой у нее пупок?
– Треть бокала вмещает глинтвейна горящего. Надеюсь, вы не посмеете заглядывать ниже?
– А ягодицы? – настаивает затейник. – С обратной зайдем стороны.
– Ваши вопросы переходят границы приличия.
– Никто, кроме вас, не может сказать, к какой категории красоты относится владычица наших сердец.
– Типичная лилитка! – поясняет дама. – Маленького роста, миниатюрная…
– При изобилии форм и дамском стиле в манерах! – подчеркивает толстяк.
– Если лилитка перерастает положенные ей размеры, – начинает рассказывать дама.
– То, – выставив руку в запрещающем жесте, перебивает ее толстяк, – теряя чарующую двойственность подростка и дамы в одном лице, превращается в женщину, прекрасную во всех отношениях, как отметил один острослов в прошлом веке еще, но… выпадает из определения божественного создания, коей является лилитка по классификации блистательного Мауриса-Морица…
– И даже сомнительного Маузеривица, – добавляет дама.
– И, – наставительным тоном подчеркивает толстяк неуместность вмешательства, – переходит в категорию цирцейны. Существует предание, что Цирцея уменьшалась до размеров лилитки в зависимости от пожеланий любовника. Ангелы брали дочерей земли в жены, и, как сказано в библии, от них рождались удивительнейшие создания. Цирцея – ближайший тому пример…
– Ну, это все преданье старины глубокой.
– Поживете с моё, молодой человек, такое еще увидите… не приведи Господи. Вернемся, однако, к нашей…
– Лилитке, – подсказывает дама.
– Да-да, к лилитке, прекрасной во всех отношениях. Разъявши ее на все составляющие…
– Пожалуй, еще не на все, – усмехается молодой человек.
– Вот вам лупа, – протягивает толстяк монокль, – рассмотрите в следующий раз её повнимательней.
– Может быть, вы дадите мне карандаш и бумагу, чтобы я зарисовал её вам? – отводит юноша руку с увеличительным стеклом.
– О, карандаш – это идея! Надеюсь, у вас найдется свой Фабер-унд-Фабер? – подмигивает шутник.
* * *
При подходе к гостинице барышня, оседлавшая пушку, выстреливает в молодого человека холостым зарядом, усыпая блестками – безобидная шутка. Ошибка при записи фамилии в гостинице (Адам Сон вместо Адамсон) становится источником разбирательства: кому принадлежит место в номере и в жизни. Проснувшись под вечер, он отправляется в замок графини, которая назвалась другим именем. Амалией, на сей раз, фон Бальтазар.
* * *
На следующий день Адамсон собрался, было, покинуть город, но местные жители умолили его остаться еще на несколько дней. Графиня, утверждали они, влюбилась в него до беспамятства и грозит покончить с собой, если он не явится к ней еще раз. Явившись к ней вечером, Адамсон обнаруживает, что за день она изменила характер, представившись другим именем, а также потеряла память о первых двух встречах, что, впрочем, придало еще больше пикантности свиданию с ней. Взяв клятвенное обещание явиться еще раз, она отпускает его.
