– Твоему кузену Александру втемяшилось жениться, – объявил Джеймс Драммонд, поднимая голову от письма.
Вызов к отцу в парадную гостиную обрушился на Элизабет подобно удару: как правило, такие формальности предвещали нудные нотации, за которыми следовало наказание, соответствующее степени вины. Элизабет знала, в чем провинилась – пересолила утреннюю овсянку, и догадывалась, что есть несоленую кашу ей теперь придется до конца года. Отец был бережлив и не желал тратить деньги ни на единую лишнюю крупицу соли.
Заложив руки за спину, Элизабет стояла перед ветхим креслом и растерянно внимала неожиданным вестям.
– Он просит руки Джин – видать, последний разум потерял. Можно подумать, время стоит на месте! – Джеймс возмущенно потряс письмом, потом перевел глаза на свою младшую дочь. Джеймс сидел в тени, а Элизабет освещало солнце, заглядывающее в окно. – Ты тоже женщина, тебя он и получит.
– Меня?
– Оглохла ты, что ли? Да, тебя – кого же еще?
– Но если он просит руки Джин, жениться на мне не захочет!
– Сойдет любая порядочная и воспитанная девица – судя по тому, что творится в тех местах, откуда он пишет.
– А откуда он пишет? – полюбопытствовала Элизабет, зная, что прочесть письмо ей все равно не дадут.
– Из Нового Южного Уэльса. – Джеймс удовлетворенно фыркнул. – Похоже, твой кузен Александр недурно устроился – сколотил состояние на золотых рудниках. – Он нахмурился и поспешил уточнить: – Или скопил столько деньжат, чтобы заиметь жену.
Первое потрясение Элизабет постепенно проходило, сменяясь недовольством.
– Не проще ли было бы ему выбрать жену там, отец?
– Где, в Новом Южном Уэльсе? Он пишет, что женщин там не сыскать – кроме потаскух, бывших каторжниц и гордячек из Англии. Джинни он видел, когда в прошлый раз приезжал домой, и враз потерял голову. Уже тогда сватался к ней. Но я ему отказал – где это видано, отдать девчонку, которой едва минуло шестнадцать, за ленивца, подручного кочегара из Глазго? Да, Джинни была тогда тебе ровесницей, дочка. Значит, и ты подойдешь – похоже, ему по вкусу молоденькие. Он ищет чистокровную шотландку безупречного поведения, которой можно доверять. Так он и пишет. – Джеймс Драммонд поднялся, обошел дочь и широким шагом направился на кухню. – Завари мне чаю.
Пока Элизабет сыпала заварку в прогретый чайник и заливала его кипятком, из тайника была извлечена заветная бутылочка виски. Пресвитер местной церкви Джеймс Драммонд не был ни любителем выпить, ни тем более забулдыгой. Если он и подливал ложечку виски в чай, так только в честь знаменательных событий – таких, как рождение внука. Но чему он так обрадовался? Кто станет присматривать за ним, если и младшая дочь выйдет замуж?
Что же там написано, в этом письме? Помешивая чай, чтобы он быстрее заварился, Элизабет надеялась, что от виски у отца развяжется язык. Под хмельком он всегда становился словоохотливым. Может, тогда все и выяснится.
– А что еще пишет кузен Александр? – рискнула спросить Элизабет, дождавшись, когда отец опустошит первую чашку, и наливая вторую.
– Почти ничего. Такой же молчун, как все Драммонды. – Отец фыркнул. – Да какой из него Драммонд! Ты не поверишь – он сменил фамилию. Едва прибыл в Америку, назвался Кинроссом. Так что ты станешь не миссис Александр Драммонд, а миссис Александр Кинросс.
Элизабет и в голову не пришло оспаривать это бесцеремонное решение ее участи – ни в эту минуту, ни позднее, когда у нее прояснилось в голове. Сама мысль о неповиновении отцу, да еще в таком важном деле, переполняла ее ужасом, сильнее которого был разве что страх навлечь на себя гнев преподобного доктора Мюррея. Не то чтобы Элизабет Драммонд недоставало присутствия духа или смелости – и того и другого ей было не занимать: лишившись матери во младенчестве, все свои шестнадцать лет Элизабет прожила под игом двух придирчивых стариков, своего отца и священника.
– Кинросс – это не имя клана, а название нашего города и графства, – возразила она.
– Полагаю, у него были причины сменить фамилию, – с несвойственной ему снисходительностью отозвался Джеймс, допивая вторую чашку.
– Что-нибудь натворил, отец?
– Вряд ли, иначе не писал бы сюда открыто. Александр с малолетства был своевольным, даже себе во вред. Твой дядя Дункан так и не совладал с ним, как ни старался. – Джеймс испустил глубокий удовлетворенный вздох. – Ко мне переселятся Аластэр и Мэри. А когда я уйду в могилу, им останется кругленькая сумма.
– Кругленькая сумма?
– Вот-вот. Твой будущий муж прислал банковский чек тебе на дорожные расходы. Тысячу фунтов.
Элизабет ахнула:
– Тысячу?!
– А то ты не слышала! Высоко-то не заносись, дочка. Двадцати фунтов тебе с лихвой хватит на тряпки, еще пяти – на свадебный убор. Александр требует отправить тебя первым классом, с горничной – нет уж, такого мотовства я не допущу! Фу, мерзость! Завтра же первым делом дам объявление в газетах Эдинбурга и Глазго. – Отец смежил редкие блеклые ресницы, погрузившись в раздумья. – Порядочная супружеская пара из числа наших прихожан, которая надумала переселиться в Новый Южный Уэльс, – вот что мне нужно. Если согласятся взять тебя с собой, получат пятьдесят фунтов. – Он поднял веки, показав ярко-голубые глаза. – За такую сделку они ухватятся обеими руками. А я положу в карман девятьсот двадцать пять фунтов. Сумма немалая.
– А если Аластэр с Мэри не захотят переезжать, отец?
– Тогда деньги достанутся Робби с Беллой или Энгусу с Офелией, – злорадно заключил Джеймс Драммонд.
Приготовив отцу воскресный ужин – два толстых бутерброда с беконом, – Элизабет закуталась в клетчатый плед и ускользнула из дома под тем предлогом, что пора привести корову.
* * *
Дом, в котором Джеймс Драммонд вырастил свое большое семейство, стоял на окраине Кинросса – деревни, возвысившейся до статуса «базарного города» только потому, что она считалась столицей графства Кинросс. Имея площадь двенадцать на десять миль, Кинросс занимал второе место среди самых мелких графств Шотландии, но возмещал недостаток размеров некоторым подобием процветания.
Трубы суконной фабрики, двух мельниц и пивоварни изрыгали черный дым – повсюду кочегары продолжали трудиться и в воскресенье, платить им было выгоднее, чем заново разводить огонь в остывших топках в понедельник. Здесь, на юге графства, угля хватало, чтобы снабжать эти мелкие предприятия. Благодаря им Джеймс Драммонд избежал участи множества шотландцев, вынужденных в поисках работы покидать родные места и влачить жалкое существование в зловонных трущобах крупных городов. Вместе со старшим братом Дунканом, отцом Александра, Джеймс пятьдесят пять лет проработал на суконной фабрике, переворочал для англичан тысячи локтей клетчатой ткани, которую королева ввела в моду.