Евгения Середа - Примечания

© Середа Е.В., 2023

Куда бредешь без страха и отчаянья,

Двенадцать подвигов исполнивший герой[1]?

Эриний[2] почерк, зримый в примечаниях,

Не пустит от себя тебя домой.

«Когда-то, много-много лет назад…» Именно так, возможно, и должно было начаться предисловие к данному сборнику. Однако мне, автору-женщине, крайне не хочется осознавать, что всё это происходило действительно много-много лет назад. Поэтому начнем иначе…

Когда я училась в школе, наш невероятно строгий, но вопреки этому оставшийся в памяти самым лучшим учитель русского языка и литературы, Ирина Николаевна Бочкарева, дала нам на лето расширенный список чтения. Среди прочих произведений значилась «Божественная комедия»[3] Данте Алигьери.

Эта «макулатурная»[4] книга с острым профилем Сурового Данта[5] на обложке к тому моменту уже давно подманивала меня к своим страницам, поэтому список летнего чтива был закономерно со всей торжественностью открыт именно этим шедевром Мировой литературы. Открыт и… возведен в ранг кумира.

Мне, 15-летнему подростку, тогда впервые открылся мир Примечаний! К одной лишь «первой песни» первой книги Комедии «Ад» мелким, едва ли ни 8-ым, кеглем прилагалось более 130 примечаний М. Лозинского!

Тогда я впервые осознала, что мир вокруг нас един, и что ткань художественного произведения неразрывно связана со всей махиной и всей мощью истории, контекста, обстоятельств, литературных и культурных аллюзий, и, что самое главное, незнание даже самой мало-мальски незначительной, «попутной» детали может существенно обеднить наше восприятие текста: не зная чего-то, мы недополучаем то, что автор щедро протягивал нам, своим читателям. Тогда, в 15 лет, меня «ошарашило» осознание того, что на аккуратненькую, компактную терцину[6] может прийтись до 5–6 примечаний, а следовательно, значение тех строф без помощи М. Лозинского читатель в эпоху «до Интернета» мог бы в полной мере и не осилить!

«Божественная комедия» влилась в меня тогда взахлеб. Примечания М. Лозинского кололись, но поддавались нескончаемым списком оживавших недоброжелателей Данте и не благоволивших великому флорентийцу[7] Пап Римских[8]. Этот симбиоз Данте и его «пояснителей» навсегда научил меня читать книги с карандашом в руках: незнакомые или смутно осознаваемые как многозначные слова и выражения автоматически тянут теперь к словарям и энциклопедиям…

Появление Интернета в зоне постоянного доступа на расстоянии вытянутой руки сделало поиск информации «ручным» – знание перестало быть привилегией избранных и печатью вхожих в библиотеки. А примечания все так же помогают любопытным расширить границы видимого мира.

Он рядом – только загляни.

– Господь, Спаситель мой! Осанна в Вышних[9]!

Не хватит силы, вновь упав, восстать…

Один лишь Ты молчащую услышишь!

Подай совет – верни мне ум и стать!

– Дитя Моё, ведь выбор – это сложно:

Слаб человек – прими это, любя.

Весь Мир и Жизнь отдать ему ты можешь,

Но трижды выбирают не тебя[10].

Жить по чести или честнее,

Не впадая в самообман?

Сердце пылкое – ум вернее:

Точно ль Богу несешь корван[11]?

Честь – достоинство, честность – правда…

Кто сказал нам, что путь один?

Кто сказал, что не будет завтра?

Кто не судит, тот не судим.

Есть мужчины, которые прикосновеньем

Вживляются в ДНК.

Есть такие, которые взглядом мгновенье

Растягивают на века.

После них ты пуста – разыграют в орлянку[12],

Иль тело пойдет ко дну…

Отчего же не дал мне Морфей[13], мой Ангел,

Таблетку выбрать одну?

Ах, принцессы бывают разные:

Кто-то с туфелькой, кто-то с яблоком…

Ну а мне бы горох с матрасами[14],

Чтобы в них залечь с тобой рядышком,

Чтоб травить всю ночь байки дивные,

Хохотать в зарю да соседей злить

И без повода чтоб с причиною

Из гороха суп нам потом сварить.

Вытерла Ночь астероидов слёзы –

Что сверху видит Она?

Пугио рвет виноградные лозы:

Выпей-ка, путник, вина.

В кесарей так же вонзались кинжалы,

Как и в солдата плечо.

Руки предатели намертво жали

Холодно и горячо.

Девичьи слезы – подпитка морская –

Тянут собою на дно

И если кровь не водица людская[16],

То это точно вино.

Твое утро с другой, Милый?

Твое утро с чужой, Родной?

Я же снова ревную нехило

И борюсь с накатившей волной.

Вижу статус «в сети» – маюсь

И разбить зеркала боюсь…

Как убить тебя хочется – каюсь!

Но… «Обнять бы опять!» – молюсь.

Не пылает дракон на ципао[17],

В сундуках все подарки давно…

С моего же согласия дали

Свахе полное имя моё.

Что ж о письмах жалеть и обрядах,

Иероглифы «Си» рисовать?

Не примерить девичьих нарядов,

Вазу из черепков не собрать.

Видно, было петард маловато,

Взяли дату не ту невзначай…

Я сама пред собой виновата,

И сама я налью себе чай.

– Почему ты не спишь, Красавица?

Что так рано открыла глаза?

– Захотелось к реке отправиться:

На осоке густая роса.

В ней омою я очи ясные,

Не оставив от сна ничего,

На устах своих Солнце красное

Чтобы с именем встретить Его.

Что ты снишься мне, милый, тревожно?

Не решаешься что мне сказать?

В мои мысли вошел осторожно

И остался в постели лежать.

Нет ни шуток, ни прикосновений:

Нужно что-то другое успеть…

Твоя очередь – лечь на колени,

А моя – колыбельную спеть.

Вкусом слёз не расстрою солёным,

А приглажу за прядию прядь,

Чтоб ты встал от меня окрыленным

И чтоб снился с улыбкой опять.

Знаю, что снова я буду плакать.

Знаю, что снова паду к иконам.

Знаю, что снова вернутся страхи.

Знаю, что снова мне будет больно.

Но Несмеяной[18] совсем уж тошно

Стоя глядеть на тебя в окошко.

Дай прикоснуться – скажи, что можно!

Дай не «дожить», а «пожить» немножко!

В век скоростей желаний много –

До Солнца хочется достать,

Жар-птицу, рог Единорога[19]…

И часть себе – царям под стать.

Но обретя, что будем делать:

Как сохранять и чем кормить?

И на того, кто нам поверит,

Души ли хватит, чтоб любить?

Не стоит брать всего, что хочешь,

Не нужно пробовать всего:

Балют[20] не стану есть я точно,

Не сдам младенца в Гришнешвор[21].

И, чтобы не попасть в инферно[22],

Не стану убивать котят.

И не попробую, наверно,

Ни джанк, ни лизер[23], ни… тебя.

На все желания твои кивала: «Да!»

Во все фантазии вплеталась горячо

И никогда (ты слышишь? Вспомни!), никогда

Не убирала своё верное плечо.

Я соглашалась; даже в дни больших потерь

Отказа не было. «Мы сдюжим!» – был ответ.

И лишь когда закрыть хотел ты дверь,

Моё незыблемое вдруг услышал «Нет».

Да, я всё муз терзаю –

Покоя не даю,

Их триггером пугаю,

Мотивами кормлю…

Резвятся мои музы,

Шершавят пальцекисть…

А мне б у дяди Фрунзе[24]

Гранит науки грызть.

И что ни стих – молитва,

Акафист и кондак[25].

Мне в Шамордино[26] жить бы…

Прости, но как-то так.

Вы замечали, что вода по трубам