Я расскажу вам эту историю, как мне её рассказывал один человек, который когда-то как-то слышал её от своего отца, а тот в свою очередь слышал от своего, а тот – от своего и так далее, и тому подобное, всё глубже и глубже в прошлое, и так триста лет и более их отцы рассказывали её своим сыновьям, таким образом, сохранив её для нас. Может быть, всё это было на самом деле, может быть это только сплетня, легенда, дань традиции. Это могло случиться наверняка, этого могло не быть вовсе, но мне кажется, что это несомненно было! Пусть мудрецы и книгочеи узнали эту историю в далёкие времена, зато простые люди любят её до сих пор.
«Двойным добром нас дарит милосердье,
Кто милует, блажен, блажен и тот,
Кто милован. Оно виднее
В делах у сильных мира – королей,
И служит украшеньем их короны!»
Шекспир. «Венецианский купец»
Глава I. Рождение Принца и рождение Нищего
Во второй четверти долгого шестнадцатого века, в старом городе Лондоне одним мрачным осенним днём в бедной семье, носившей фамилию Кенти, родился никому не ведомый английский мальчик, и его появление на свет было не замечено никем. Да и сам он был совершенно никому не нужен! В тот же день в богатой семье по фамилии Тюдор родился еще один английский мальчик, на появление которого все надеялись и которому все были несказанно рады. Вся Англия боготворила его. Вся Англия желала его, вся Англия надеялась на него, вся Англия так усердно молилась за него Богу, что теперь, когда он появился на свет, люди просто посходили с ума от радости. Знакомые обнимались, люди целовались и плакали. Везде звучала музыка, и звенели радостные голоса. У всех был праздник, и высокий и низкий, богатый и бедный, здоровые и больные, все они пировали, танцевали, пели и пили, и так продолжалось несколько дней и ночей кряду. Днем Лондон пестрил цветастыми флагами, вымпелами и лентами, реявшими со всех балконов и крыш, и любой в толпе был поражён грандиозным великолепием этих шествий. На каждом углу пылали огромные костры, и ночью на улицах было светло, как днём. Целые полчища гуляк сутки напролёт веселились и плясали вокруг. Все слова всей огромной Англии произносились только во славу долгожданного новорожденного наследника престола – Эдварда Тюдора, принца Уэльского, который лежал теперь в шелках и атласах, не понимая всей этой суеты, и не зная, что великие лорды и дамы ухаживают и наблюдают за ним – плевать ему было на всё это. Но никто и слова не сказал о другом новорождённом младенце – Томе Кенти, завёрнутом ныне в жалкие, грязные лохмотья, – никто, кроме нищего семейства, в которое вместе с Томом вошли новые тяжкие заботы и хлопоты.
Итак, пролистаем несколько лет.
В тот день городу Лондону исполнилось без малого пятнадцать столетий, и был он огромен и прекрасен. Сто тысяч жителей обретались в нём – некоторые полагают, их было вдвое больше. Улицы его были узки, как каньоны или норы, кривы и грязны, особенно там, где жил Том Кенти, а жил он совсем близко от Лондонского моста, в довольно унылом городском районе, где обреталась одна городская беднота. Дома здесь были деревянные, второй этаж всегда мрачно нависал над первым, а третий ещё дальше расставлял свои деревянные локти, почти закрывая небо. Чем выше были строения, тем шире и причудливее они взрастали. Их остовами были мощные фахверки, с глиной или кирпичами между брусом, дома, обильно белёные извёсткой. Балки были выкрашены в ярко-красный или тёмно-синий цвет, а порой бывали и черными, по мании владельца, и это придавало домам чрезвычайно живописный вид. Окна были крошечные, с мелкими ромбами стёкол, и открывались наружу, на петлях, как входные двери.
Дом, в котором жил отец Тома, ютился за Обжорным Рядом в грязном вонючем тупичке под названием Мусорный Загон. Домик был маленький, гнилой, разухабистый, и как осиное гнездо, заселённый безнадёжно испорченными семействами и несчастными одинокими бедняками. Вечно жужжащее семейство Кенти занимало грязную комнату на третьем этаже. У матери и отца было какое-то подобие кровати в углу, но Том, его бабушка и две его сестры, Бет и Нэн, не были ограничены ничем – всё они носили при себе и могли спать там, где пришлось. Им были уготованы ошмётки цветного ватного одеяла и несколько пучков древней, свалявшейся грязной соломы. Эти мусорные кучи лежали по углам, пока ночью их не разбирали на лежбища.
Бет и Нэн были пятнадцатилетними девочками-близняшками. Это были добродушные, немытые, одетые в лохмотья и очень тёмные разумом существа – точные копии своей несчастной матери. Но отец и бабушка, эти столпы воспитания в большинстве семейств, здесь были сущими исчадьями. Они напивались, как только удавалось, и начинали драться друг с другом или с любым, кто попадался под руку, они ругались, мрачно и грязно, как боги, и надо сказать ругались они всегда, пьяные или трезвые, всё равно. Джон Кенти был вором, а его мать попрошайкой. Они выковали из своих нищих детей ловких профессиональных нищих, но воры из них почему-то не вышли. Среди ужасного сброда, населявшего дом, жил один человек – им не чета – добрый старый священник, выкинутый королём из дома на улицу с копеечной пенсией, отец Эндрю, и он часто отводил детей в сторону и тайно поучал их добру. Отец Эндрю сумел немного подучить Тома латыни, а также пристрастить к чтению и письму, и сделал бы тоже самое и с девочками, если бы они не боялись издевательств своих сверстниц, которые не стали бы терпеть их успехов.
Весь Мусорный Тупичок был точно таким же злачным осиным гнездом, как дом Кенти. Пьянки, ссоры и драки – были в порядке вещей, и происходили там каждую ночь и как правило заканчивались только утром. Пробитые головы среди обитателей этого ада были столь же обычным делом, как и голодное бурчание в желудках.
Но маленький Том не был несчастен. Жизнь его была тяжела, но к счастью он не осознавал этого. Все мальчишки его двора жили такой же точно жизнью, как и он, поэтому он совершенно справедливо полагал, что так и должно быть. Ночью, когда он возвращался домой с пустыми руками, он уже заранее знал, что его отец будет клясть и скорее всего, изобьёт его до полусмерти, а когда он закончит, его жуткая бабушка побьёт и изругает его снова и только глубокой ночью его голодающая, измождённая мать скользнёт к нему с крошечной сухой корочкой или жалкими объедками, которые она втайне приберегла для него, несмотря на то, что за это она часто была изловлена и жестоко бита своим немилосердным мужем.
