Солдаты и царская стража носились по всему городу и на её окраинах. Обыскивали всё: подвалы, хлева, стога сена, тёмные углы, бочки и даже колодцы. Жители Нореи2 были изрядно напуганы, но объяснения о том, что происходит и кого или чего ищут, никто так и не получил.
На окраине стояла кузница. Молодой мускулистый мужчина лет тридцати с небольшой бородкой опустил выкованную заготовку меча в чан с водой. По помещению распространился пар. Мужчина стер пот со лба и подошёл к открытому настежь окну. К кузнице скакали пятеро королевских стражников.
– Рановато, – хмыкнул он, выходя из кузницы во двор.
Четверо солдат соскочили с коней и, едва не сорвав с петель невысокие ворота и не смотря на лаявшего на них пса, принялись осматривать кузницу, двор, сарай и небольшую пристройку.
Кузнец свистнул. Пёс подбежал к хозяину. Мужчина погладил собачьи уши, и пёс понял, что это наверняка свои, хотя и не совсем порядочные люди, судя по их манере вседозволенности.
– Эй! В чем дело!? Клинки ещё не готовы! – удивленно выкрикнул кузнец. – Что вы ищите?
Кузнец подошёл к оставшемуся сидеть на коне молодому начальнику царской стражи примерно его возраста, который въехал во двор за остальными. Видя довольный вид новоявленного царского стража, совсем недавно заменившего на этом посту своего пожилого отца, кузнец невольно вспомнил, как в детстве они были не разлей вода. Однако детство давно закончилось, и дружеские отношения переросли в приказно-повелительные.
– Приказ царя – никаких вопросов, – ответил начальник стражи.
– И ответов, вероятно, тоже, – усмехнулся кузнец. – Ты же знаешь, Руам, мне нечего скрывать, в отличие от царя.
По дорожке к кузнице не спеша ехала телега, наполненная углём, и вскоре поравнялась с открытыми настежь воротами. Извозчик, бородатый старик, натянул поводья, и старенькая кляча остановилась. Руам внимательно осмотрел груз и старика.
– Прости, Рутенос,3 – развёл руками старик. – Кобыла моя уже не так сильна. Надеюсь, это не из-за меня?
Четверо солдат вернулись ни с чем.
– Здесь никого нет, – ответил один из них.
Начальник стражи кивнул и повернул коня, удаляясь от кузницы. Солдаты в спешном порядке вскочили в сёдла и унеслись прочь.
– Что происходит? – спросил Рутенос у старика. – Кто-то опять попал в немилость к царю?
– Не знаю, друг. Всполошили всю округу, – старик слез с телеги.
Рутенос взял кобылу за узды и повёл за собой. Скрипящая телега въехала во двор.
– О, моя телега как новенькая, – старик подошёл к телеге, стоящей у забора. – И колеса починил. Чем тебя отблагодарить? Хочешь, свою внучку за тебя отдам?
Рутенос ничего не ответил, освобождая кобылу от упряжки.
– И что ты тут один-то? – вновь спросил старик. – Неправильно это. Да и скучно, наверное?.. Прошлое надо помнить, но жить стоит будущим. Ты не виноват в том, что случилось…
Рутенос молча подвёл кобылу к починеённой им телеге и принялся запрягать.
– Царю ты служишь, – продолжал старик. – А своему счастью послужить не хочешь.
– Не надо, Тано, – Рутенос поднял голову и с грустью недовольно вздохнул. – Видать, не время ещё.
– Зачем ты себя обманываешь? Уже достаточно прошло. Сколько? Три года, четыре?
– Пять, – поправил Рутенос.
– Они там, в хорошем мире, – Тано мимолетно глянул в небо и вздохнул. – А ты здесь.
Рутенос затянул подпругу и потрепал кобылу за холку.
– Прости, Тано, – вздохнул кузнец. – Меня работа ждёт, да и горн того гляди погаснет.
– Что ж, дело твоё, – старик взял кобылу за узды, выводя вместе с телегой за невысокую изгородь. – Идеём, милая. Устала, знаю, – он оглянулся на кузнеца, чуть улыбнулся и махнул рукой на прощание.
Рутенос стоял на месте, с грустью вспоминая своё прошлое.
Пять лет назад, счастливца, как он, было ещё поискать. Он обожал свою Ализу, весь мир мерк рядом с ней. У них долгое время не было детей, и вот наконец пришло долгожданное счастье. Но вскоре он в одночасье лишился всего – любимая и новорожденный сын умерли в один день с разницей в несколько часов. Повивальная бабка сказала, что ребёнок появился на свет слишком рано, умер сам и забрал с собой свою мать. Рутенос с трудом перенёс эту потерю. Ему казалось, что он видит свою жену везде, она снилась ему по ночам. И даже спустя пять лет он не мог найти покоя для своей души.
От томительных мыслей о прошлом его спасала лишь работа. В его роду кузнечное дело переходило от отца к сыну. Еще прадед рассказывал, что тайну обработки металла их далёкие предки получили от самого Вёлунда. Так это было или нет, но кузнечное дело было у него в крови. А кому передавать теперь – он не знал. Мир для Рутеноса погас. У него остался лишь горн, который питал его тело и не давал остановиться сердцу. Говорили, что потеря близких придала его мастерству необычную доселе силу, словно он говорил с огнём и металлом на одном языке. Из-под точных ударов его молота возникало как грозное оружие воинов, так и мирные орудия крестьян. Он вкладывал в них частичку себя. И наверняка именно поэтому молодой царь держал такого умельца при себе, награждая особым расположением за его труды.
Кузнец вздохнул. Вспоминать прошлое было всегда нелегко. Он направился под своды кузницы, но его привлёк непонятный шум, исходивший от телеги с углем. Порода странно шевелилась, словно под ней кто-то был. Первое, что пришло на ум кузнеца: наверняка какой-то зверёк.
Рутенос залез на телегу и принялся раскидывать куски породы. Под ними показался мешок, из которого доносились стоны. Он одним рывком разорвал ткань и от удивления чуть с телеги не свалился. На него смотрели большие испуганные девичьи глаза, лицо и руки были перепачканы, а с глаз стекали слёзы, образуя на щеках светлые проталинки, как ручейки весной.
– Ты кто? – удивлённо спросил он.
– Прошу, не отдавай меня ему, – простонала девушку лет двадцати, вжимаясь в груду угля, словно в спасательную башню. – Не отдавай.
– Что ты здесь делаешь? – не мог понять мужчина. – Как ты тут оказалась? – он протянул к ней руку.
– Нет, пожалуйста, поклянись, что не отдашь!
– Клянусь, – ответил Рутенос. – Идём в дом. Умоешься и поешь.