Когда Петровна в первый раз приехала к нам на дачу, она вызвала грозу. Встала у куста венгерской сирени, на солнышке, – я там обычно загораю, – и вдруг спрашивает:
– Хотите, вызову грозу?
Мы говорим:
– Давайте.
Петровна кивнула и замолчала, а мы пошли накрывать на стол – к обеду. Не успели расставить тарелки, слышим – шум. Какой-то очень знакомый, как будто строители на соседнем участке ворочают листы кровельного железа. А это гром!
Тут пришла Петровна и скромно так села за стол. За окном погромыхивало и посверкивало – потихоньку, застенчиво, прямо в Петровну. А она хлебала супчик, наворачивала кабачки, как будто и ни при чем. К чаю гроза уже закончилась; только похолодало сильно – пришлось кофту надевать.
Я у Петровны спрашиваю:
– А как это вы?
Она говорит:
– Да никак! С облаками поговорила, попросила, они сделали.
– Вы же им не кричали. Почему тогда они вас услышали?
– Им отсюда не докричишься. Это я выходила на альфа-уровень.
Я сначала и не удивилась даже. Мало ли куда можно выйти.
– Ну, вышли, – говорю, – а там что? Облака?
– Там, – отвечает Петровна, – фиолетовый свет.
– Фиолетовый как что?
Петровна задумалась.
– Наверно, как аметист. Да! Точно. Как аметист.
Аметист я знаю – из него украшения делают. У нас дома есть аметистовый кулон на цепочке; его почему-то уже давно никто не носит. Я иногда вынимаю его из коробочки – посмотреть. Он прозрачный – и не подумаешь, что камень. Если с него долго не сводить глаз, начинает казаться, что в него можно войти. А положишь на стол – он словно капля фиолетового света. Я сразу представила: вот так открываешь дверь на балкон – и попадаешь как будто внутрь аметистового кулона. Красиво там, на этом альфа-уровне. Только у нас балкона нет, жалко.
– А как вы туда выходите, – спрашиваю, – как на балкон?
– Нет, – смеется Петровна, – нет, миленькая. Надо просто закрыть глаза и услышать…
И прислушивается.
– Это вы уже там?
– Нет, это я пока не знаю, как тебе объяснить, – объясняет Петровна.
Я жду.
– Это похоже на мелодию, – говорит она.
– Спойте!
– Не-ет, – качает головой Петровна. – Что ты! Ее голосом не передашь.
– А глаза обязательно закрывать?
– Не обязательно. Но я закрываю, чтоб лучше слышать.
– Она справа или слева?
– Внутри.
Тут у меня внутри не музыка заиграла, а словно съехала с железной крыши ворона. Так у наших соседей однажды было; у них крыша на доме крутая и блестящая, и скользкая, наверно, как ледяная горка.
«Вот почему, – думаю, – все слушают музыку! Потому что вдруг попадется та самая мелодия, и включится аметистовый свет, и можно будет говорить с облаками! А композиторы ее, наверно, слышат – внутри, но не знают, для чего она, и хотят передать, чтоб другие тоже услышали и объяснили, – а выходит не то!»
А Петровна-то! Ничего себе Петровна! Так только волшебники могут. Но если Петровне об этом сказать, она сразу начинает шуметь:
– Да ты что! – кричит. – Смеешься, что ли! Какая я волшебница – обыкновенная пенсионерка. Хожу на рынок, плачу за квартиру, ничем особенным не занимаюсь.
Ага! Я-то понимаю – я еще говорить не умела, а одна наша родственница про меня сказала: «Надо же, какая понимущая!» Кто попросил облака потушить дождем пожары в Калифорнии? Они еще ответили: «Послезавтра». Петровна отвлеклась на другие дела до конца недели, потом спохватилась – а в Калифорнии три дня идут дожди, и все промокло, так что огонь больше не страшен. А ураган во Флориде? У него еще имя какое-то было – не помню точно, какое: то ли Джастин, то ли Михельсон. Стоило Петровне выйти на альфа-уровень, как он свернул в болото и там увяз.
Мне тоже хочется на альфа-уровень. Он мне даже снится. Как будто высоко над Москвой тянется аметистовый тоннель вроде надземного перехода.
Я подолгу сижу, закрыв глаза, прислушиваюсь. Вот нарастает, потом затихает гул проезжающего мимо трамвая, переговариваются дворники, звякают какие-то железки. А мелодии все нет – разве что во втором подъезде кто-то принимается играть на трубе «Неаполитанский танец» из «Лебединого озера».
И за Петровной давно наблюдаю. Я уже столько про нее историй знаю, что могу книжку написать. А выходить на альфа-уровень, как она, все равно не умею.
Петровна любит пироги с капустой. Без пирогов с капустой ее в гости просто не зазвать. Такое бывает. У нас есть знакомая, для которой надо готовить картофельное пюре. Ей с юго-запада Москвы к нам на восток добираться два часа – на автобусе, метро и трамвае. Но если она думает о пюре, то дороги не замечает. Очень у нас большой город, проще по телефону дружить.
А Петровна живет на севере. Раньше она вообще жила на улице Полярной. На севере Москвы, да еще на Полярной улице! А Петровна радовалась. Не потому, что у нее характер вьюжный. Конечно, когда она расшумится, всех так и сдувает с места; но холоднее-то не становится.
Просто Петровне нравится представлять, будто она – Полярная звезда.
Это такая звезда, которая всегда светит на севере. А если точно знаешь, где север, можно встать лицом в ту сторону, и тогда слева будет запад, справа – восток, а сзади – юг. Иногда это надо – точно знать, где север. Особенно в открытом море, где не у кого спросить дорогу. И особенно если компаса с собой нет. Раньше путешественники дожидались ночи и находили в небе Полярную звезду – путеводную. «Ага!» – говорили они и поворачивали штурвал в правильную сторону.
Конечно, было бы лучше, если бы они находили в небе Петровну. Я – за! Так и вижу, как она стоит слева от созвездия Кассиопеи в своих белоснежных кроссовках, у которых шнурки завязаны морскими узлами, машет:
– Сюда, сюда! Север тут!
А я бы летом, в августе, когда раньше темнеет, приезжала на дачу, выходила перед сном за калитку, сразу поворачивала направо, потом поднимала бы голову – и вот она, Петровна! И я бы шла с фонариком по улице, точно на север, до самого забора, который огораживает наши садовые участки, а в небе передо мной плыла бы Петровна, тянула за собой двух Медведиц, Большую и Малую. И мы бы кричали друг другу на весь космос:
– Что? Да! Вижу, вижу! А? Хорошо, у нас все хорошо!
Хотя, с другой стороны, тогда Петровне некогда было бы жить в Москве, ходить к нам на пироги с капустой.
Петровна меня старше. На столько старше, что я с ней на «вы», а она со мной – на «ты». Но все равно мы друзья. Она у нас друг семьи.
Это мы между собой зовем ее Петровной. Я придумала! Скажешь: «Петровна» – и все понятно.
Мне раньше казалось, что это у нее игра – в Полярную звезду. А она-то, и правда, путеводная! Но это не всегда заметно, а только если не знаешь, как быть. Так вот смотришь в окно – тополь растет, на нем ворона сидит… а все равно как будто в открытом море без компаса. И это очень странно. Потом поговоришь с Петровной – и ты уже не заблудилась.
