История, о которой ваш покорный слуга хочет рассказать на страницах этой необычной книги, произошла в Парижской Опере всего каких-то лет тридцать назад. Ее правдивость не вызывает сомнений, так как и по сей день в Гран Опера, так называют этот храм искусства его служители и почтенные прихожане, до сих пор можно отыскать очевидцев тех загадочных и трагических событий. Да и способно ли время стереть из памяти странное исчезновение актрисы со сцены во время спектакля на глазах у изумленной публики и страшную находку — тело знатного аристократа, каким-то невероятным образом оказавшемся на дне подземного озера, затерянного в лабиринтах потустороннего Парижа. Молва приписывала эти и другие дерзкие преступления Призраку, который якобы нашел пристанище в подвалах Гран Опера. И как мне удалось узнать, этот Призрак не был плодом разгоряченной фантазии. Он действительно существовал, существовал во плоти и крови, но старался сделать всё возможное, чтобы его считали бесплотным духом.
Он появился в Парижской Опере также внезапно и ярко, как и исчез. И мне пришлось ни один год по крупицам собирать сведения о нем.
Я провел долгие часы над «Мемуарами импресарио», легковесной книжонкой Армана Моншармэна, который за время своей службы в Опере так и не разгадал тайну Призрака, но с удовольствием высмеял в своих воспоминаниях некую финансовую аферу, известную под названием «магический конверт». Чувствуя, что призрак за скучными подробностями Моншармэна ускользает от меня, я с тоской покинул библиотеку и вдруг у ее дверей встретил администратора нашей Национальной академии музыки. Он о чем-то беседовал с приятным седовласым господином, которому с удовольствием представил меня. Этот пожилой человек был месье Фор, мировой судья, расследовавший это знаменитое дело. Я искал его уже несколько лет, но никто не мог сказать мне, куда исчез судья, жив он или мертв. Как выяснилось, он только что приехал из Канады, где прожил последние пятнадцать лет.
Мы проговорили с ним весь вечер, и месье Фор от души смеялся, когда я расспрашивал его о Призраке. «Шерше ля фам», — загадочно улыбался судья. Он был уверен, что причиной трагедии, которая разыгралась между двумя братьями из знатной аристократической семьи, один из которых страдал душевным недугом, стала как раз исчезнувшая со сцены актриса Кристина Даэ. Впрочем, по его словам, на процессе выступал один свидетель, который утверждал, что не раз видел в Опере призрака. Его называли в театре «Перс», так как он был родом из Персии. Но судья не принял эти показания всерьез, посчитав Перса просто сумасшедшим.
Естественно, я сразу заинтересовался им и решил немедленно отыскать столь важного свидетеля. Интуиция не подвела меня, и я нашел Перса в небольшой квартире на улице Риволи, где он жил и где умер через пять месяцев после нашей памятной встречи.
Признаюсь, что сначала я не поверил Персу. Но вскоре все мои сомнения рассеялись, когда он рассказал мне все, что сам знал о Призраке Оперы, представил неопровержимые доказательства его существования и, наконец, вручил мне письма самой Кристины Даэ, в подлинности которых я вскоре убедился.
А когда я разузнал все, что мог, о Персе, то пришел к выводу, что он порядочный и здравомыслящий человек. Такого же мнения придерживались и друзья знатной семьи, которые, так или иначе, оказались вовлечены в это дело. Они поддерживали меня в моем добровольном расследовании и оказывали всяческое содействие. В доказательство я хочу процитировать письмо некоего генерала Д., и вот что он писал мне:
«Многоуважаемый месье!
Спешу сообщить Вам, что я отлично помню, что за несколько недель до исчезновения оперной дивы Кристины Даэ и трагедии, которая опечалила всех нас, танцовщицы только и говорили, что о каком-то призраке в театре. Но как только певица пропала, а граф при странных обстоятельствах погиб, призрака больше никто не видел и не упоминал о нем. Не могу судить, стоит ли приписывать эти преступления Призраку Парижской Оперы, но надеюсь, что вы расскажете нам больше обо всем произошедшем. Каким бы таинственным всё это ни казалось на первый взгляд, оно представляется более естественным, по сравнению с тем, что произошло с двумя братьями, которые всегда преданно любили друг друга и которым злые языки теперь приписывают смертельную вражду…»
Наконец, собрав неопровержимые доказательства, я обошел всё здание Парижской Оперы, огромную империю Призрака, и внезапное открытие поставило точку в моем расследовании. В подвале Оперы рабочие обнаружили скелет. Едва увидев его, я не сомневался — это останки именно того, кто называл себя Призраком Оперы. Но подробнее об этом я расскажу дальше.
Завершить же это предисловие я хочу словами благодарности тем, кто добросовестно исполнил вторые роли в нашей драме, но оказал мне неоценимую помощь. Это полицейский комиссар Мифруа, который проводил предварительное расследование после исчезновения Кристины Даэ, месье Реми, бывший секретарь, месье Мерсье, бывший администратор, месье Габриэль, бывший хормейстер, и в особенности баронесса Кастелло-Барбезак, когда-то «маленькая Мэг», самая яркая звезда в нашем непревзойденном кордебалете и дочь покойной матушки Жири, которая служила консьержкой в ложе призрака. Благодаря им, сегодня мы можем воспроизвести те события во всех подробностях.
В тот вечер, когда в Парижской Опере давали прощальный гала-концерт два ее бессменных директора месье Дебьенн и месье Полиньи, в гримерку одной из ведущих балерин театра — мадмуазель Сорелли неожиданно вбежали несколько разгоряченных танцовщиц кордебалета. Их истеричный смех и пронзительный визг отвлекли Сорелли, она нарочно ушла к себе, чтобы отрепетировать прощальную речь, которую должна была произнести уходящим директорами, но ей помешали. Прима недовольно взглянула на перепуганных девиц и строго спросила: в чем дело.
Маленькая Жамме, прелестное создание с голубыми, как незабудки, глазками, нежным румянцем и лебединой шейкой, которая так волновала поклонников, прерывающимся от волнения голосом выпалила:
— Призрак! Призрак Оперы!
И быстро подбежав к двери, закрыла ее на ключ.
Артистическая гримерка Сорелли была непохожа на крепость, которая могла надежно защитить молодых танцовщиц от вторжения потустороннего гостя. Обставленная по последней моде — с большим во весь рост зеркалом, мягким диванчиком, изящным туалетным столиком и вместительным гардеробом, она, скорее, напоминала уютное гнездышко изнеженной красотки. Стены украшали несколько гравюр, доставшихся в наследство от ее матери, которая знавала славные дни старого оперного театра на улице Лепелетье. Весели портреты Вестриса, Гардэля, Дюпона и Биготтини. Эта комната казалась начинающим танцовщицам настоящим храмом. Сами они ютились в тесных общих гримерках, где все время стояли шум и брань, которые прекращалась только нетерпеливым звонком режиссера.
