Желто-зеленый попугай в клетке за дверью без умолку выкрикивал: «Allez vous-en! Allezvous-en! Sapristi![1] Отлично!»
Он умел произнести несколько слов на испанском, а также на языке, который никто не понимал, разве что пересмешник в соседней клетке с другой стороны двери, насвистывавший на ветерке свои мелодии с исступленной настойчивостью.
Мистер Понтелье, лишенный возможности читать газету хотя бы с минимальным комфортом, поднялся с раздраженным выражением лица. Он прошел по галерее через узкие мостки, соединявшие коттеджи, принадлежавшие семейству Лебрен, между собой. До этого он сидел перед входом в главное здание пансионата. Попугай и пересмешник были собственностью миссис Лебрен и имели полное право производить любой шум по собственному желанию. Мистер Понтелье обладал привилегией покинуть их общество, коль скоро оно перестанет его устраивать.
Он остановился перед дверью своего коттеджа, четвертого по счету от главного здания и предпоследнего в ряду. Усаживаясь там в плетеное кресло-качалку, мужчина снова углубился в чтение газеты. Было воскресенье, а газета вышла вчера. Воскресные газеты еще не привезли на Гранд Айл. Мистер Понтелье уже ознакомился с биржевыми отчетами и теперь беспокойно пробегал глазами редакционные колонки и новостные заметки, которые не успел прочитать накануне, перед тем как уехать из Нового Орлеана.
Мистер Понтелье носил очки. Это был мужчина сорока лет, среднего роста, довольно субтильного сложения, слегка сутулый. Волосы у него были прямые и темные, зачесанные на косой пробор. Он носил аккуратно подстриженную бороду.
Время от времени мистер Понтелье отрывал взгляд от газеты и посматривал по сторонам. Со стороны пансионата доносился шум более сильный, чем обычно. Основную постройку назвали домом, чтобы отличить ее от коттеджей. Птичий щебет и посвистыванье по-прежнему доносились оттуда. Две девочки, близняшки Фариваль, играли на пианино дуэт из оперы «Цампа»[2]. Миссис Лебрен входила и выходила, громким голосом отдавая распоряжения садовнику, когда была внутри дома, и не менее громко – указания прислуге в столовой, когда выходила наружу. Это была свежая, миловидная женщина, всегда одетая в белое платье с рукавами три четверти. Ее жестко накрахмаленные юбки слегка потрескивали при ходьбе.
Немного дальше, перед одним из коттеджей, чинно прогуливалась дама в черном с четками в руках. Многие постояльцы пансиона отправились на лодке Бодле в Шеньер Каминада на мессу. Несколько детей под черными дубами играли в крокет. Двое детей самого мистера Понтелье гуляли тут же – это были крепкие мальчуганы четырех и пяти лет. Няня-квартеронка неотступно следовала за ними с отсутствующим видом.
Мистер Понтелье в конце концов закурил сигару и затянулся, лениво выпустив газету из руки. Его взгляд был устремлен на белый зонт, приближавшийся со стороны пляжа со скоростью улитки. Это была его жена, миссис Понтелье, в сопровождении молодого Роберта Лебрена. Когда они достигли коттеджа, оба поднялись на верхнюю ступеньку крыльца с несколько утомленным видом и уселись лицом друг к другу, прислонившись к столбикам перил.
– Что за безумие! Купаться в это время в такую жару! – воскликнул мистер Понтелье. Сам он окунулся на рассвете. Вот почему утро показалось ему таким долгим. – Тебя просто не узнать – так ты загорела, – добавил он, окидывая жену взглядом собственника ценной вещи, получившей незначительные повреждения.
Миссис Понтелье выставила вперед руки, сильные, красиво вылепленные, и критически осмотрела их, закатав палевые рукава и обнажая кисти. Осматривая их, она вспомнила о кольцах, которые отдала мужу, перед тем как отправиться на пляж. Молодая женщина молча протянула ладонь, и мистер Понтелье, поняв ее жест, вынул кольца из нагрудного кармана и опустил жене в руку. Она с легкостью надела их на пальцы, потом обхватила руками колени, бросила взгляд на Роберта и безудержно рассмеялась. Кольца сверкали у нее на пальцах. Лебрен улыбнулся в ответ.
– Что такое? – поинтересовался мистер Понтелье, переводя ленивый и одновременно удивленный взгляд с одного на другого.
Это была какая-то полная чепуха, приключение в воде, и они оба тут же стали рассказывать о нем. Оно оказалось и наполовину не таким забавным, как первоначально им представлялось. Оба поняли это, как и мистер Понтелье. Он зевнул, потянулся, потом поднялся и сказал, что не прочь пойти в отель Клейна сыграть партию в бильярд.
– Пойдемте вместе, Лебрен, – предложил он Роберту.
Но Роберт честно признался, что предпочитает остаться и поболтать с миссис Понтелье.
– Отошли его заниматься делами, когда он тебе наскучит, Эдна, – распорядился мистер Понтелье, собираясь уходить.
– Вот, возьми зонтик, – окликнула его жена, вручая ему зонт.
Мистер Понтелье взял зонт, раскрыл его над головой, спустился по ступенькам и зашагал в интересующем его направлении.
– Ты вернешься к обеду? – крикнула ему вслед жена.
Мистер Понтелье на секунду остановился и пожал плечами. Пощупал нагрудный карман – там лежала десятидолларовая купюра. Он не знает, возможно, вернется пораньше и пообедает, а может быть, и нет. Все зависит от компании, которая соберется у Клейна, и масштаба «игры». Мужчина не произнес это вслух, но его жена поняла и засмеялась, кивая на прощание.
Дети бросились за отцом, когда увидели, что он уходит. Он поцеловал их и пообещал принести леденцов и орешков.
Глаза миссис Понтелье, живые и яркие, были цвета табака, почти такого же, как ее волосы. Она имела обыкновение быстро переводить взгляд на предмет и останавливаться на нем, как будто блуждала в каком-то внутреннем лабиринте созерцания или размышления.
Брови ее были на тон темнее, чем волосы; густые, блестящие, они подчеркивали глубину ее глаз. Молодую женщину можно было назвать скорее интересной, чем красивой. Лицо приковывало к себе взгляд какой-то особой искренностью выражения и постоянной, едва заметной игрой настроения. Манеры ее были весьма приятны.
Роберт скрутил сигарету. Он курил сигареты, потому что не мог позволить себе сигары. Во всяком случае, так он частенько говорил. Сейчас у него в кармане лежала сигара – мистер Понтелье подарил, – и Роберт оставил ее, чтобы выкурить после обеда.
С его стороны это выглядело вполне естественно. Цветом лица молодой человек напоминал свою собеседницу. То обстоятельство, что лицо его было чисто выбрито, делало сходство еще более поразительным. Ни тени озабоченности не мелькало в глазах Роберта – они вобрали в себя свет и истому летнего дня и теперь отдавали все это обратно.
