1
В замке готовились сжечь ведьму. Помост из дубовых досок возвышался в глубине маленькой площади, ближе к каменным стенам. Факела выхватывали его очертания мерцающим светом. Что там происходило на самом деле, отсюда мне не было видно. Я даже не понимала, началась уже казнь или нет. Толпа зевак плотной массой теснилась к помосту. Задние напирали, пытаясь пробиться вперёд. Передние давили на задних, не имея особого желания оказаться в огне. Огня ещё не было, но толпа в напряжении ждала.
Слева ко мне прижалась худая женщина в тёмном платье. С руки её свисала корзина и больно давила в моё подреберье. Горка немного увядшей зелени напомнила мне, что я не купила продукты на ужин.
Толпа замерла, гул её стих. На помост взошёл инквизитор. Он начал читать приговор. Вначале неспешный, невнятный голос его набирал обороты, как будто ему прибавляли громкость:
– И нет ей пощады! Гореть ей вовеки! Держите её!
И я вдруг осталась одна.
– Держите её! – заорала толпа. – Допрыгалась!
– Что это значит? – не поняла я.
Ко мне побежали какие-то люди. Они схватили меня и потащили к помосту.
– Вяжите её! Факела! – вопил инквизитор.
Граф въехал на площадь на белом коне. Широкие плечи, гордая посадка. Взгляд его был суров и грозен.
Подковы коня выбивали искры из мостовой. Толпа расступилась. Схватившие отпустили меня.
– Ты не посмеешь! – прошипел инквизитор.
– Верь мне и ничего не бойся, – граф смотрел на меня и протягивал руку.
Корзина упала на мостовую. Худая женщина в тёмном платье испуганно перекрестилась.
Я открыла глаза и не могла понять, что происходит вокруг.
Аэропорт, я сижу на скамейке, в руках документы. Мне только что снился кошмар. Надеюсь, что я хотя бы не кричала. Желающих улететь было немного, но всё же…
Наверное, обошлось без криков. Никто не оборачивался и на меня не смотрел. Народ перед стойкой регистрации таял. Теперь там остались лишь муж и жена, два австрийских бюргера, или как они там, в Австрии называются.
Бюргеры, несмотря на то, что были австрийцами, вели себя вполне по-немецки. По очереди доставали паспорта, внимательно, без тени улыбки читали бумаги, расписывались и сверяли ещё раз. Наконец, они спрятали документы, каждый в свою сумочку. Она в дамскую, болтающуюся под рукой. Он в маленький рюкзачок. Двигались они слаженно, как две рукоятки какой-нибудь кухонной машины. Например, мясорубки. Если, конечно, у мясорубки может быть две рукоятки. Одна рукоятка поднималась бы вверх, другая опускалась вниз.
Я встала и подошла поближе. Бюргеры отправили багаж и по очереди взвешивали ручную кладь. Экранчик на стойке показывал положенный вес, плюс два нуля. Ни граммом больше, ни граммом меньше. Бюргеры даже не улыбнулись. Они лишь по очереди удовлетворённо покачали головами.
– Ваши билеты и документы, – попросила регистратор.
Я проводила взглядом австрийцев и не сразу поняла, что она обращается ко мне.
– Can I have your ticket and your passport, please!
Только эта фраза и вывела меня из ступора.
– Простите, – я оглянулась ещё раз, в слабой попытке увидеть Стаса. Его не было. – Подождите, пожалуйста. Мне должны привезти билеты.
Она как ни в чем не бывало принялась перелистывать свои документы.
– Можно я подойду попозже? – спросила я регистратора.
Та улыбнулась мне одной из своих дежурных улыбок. Широкие тёмные глаза, немного небрежно подведенные карандашиком. Волосы цвета спелой пшеницы собраны в небольшой клубочек. Такую, наверное, ждёт дома маленький причесанный муж в полосатом фартуке. Он готовит ей блинчики к завтраку и говорит деликатные комплименты.
Господи! Что я тут делаю?
Я пошла к ближайшей незанятой лавочке. В зале таких было много. Села, достала телефон, набрала номер Стаса. Сидела и молча слушала тишину. На той стороне сумерек не было ни длинных гудков, ни коротких, и даже никакая стерва не проблеяла нудным голосом, что абонент в данном случае – не абонент.
Нет, ничего не случилось. Я принялась себя успокаивать. Стас просто едет. Он в каком-то тоннеле, где нет связи. Он скоро появится из этой стеклянной двери.
Мне вспомнился мой кошмар. Он таял и уходил. Со снами такое бывает. Я плохо помнила, что там было. Какая-то ведьма и граф. Стоп, ведьма – это же я, а граф? Широкоплечий с пронзительным взглядом. Мурашки пробежали по спине. «Верь мне и ничего не бойся!» Я вспомнила – так говорил Стас. Ещё он сказал: «Ты должна меня выручить». А вот был ли граф похож на него, я не могла уже вспомнить. Скорее всего, что нет.
Пятнадцать минут я смотрела на дверь. Казалось, что все немногочисленные пассажиры глядят на меня и шепчут: «Никто не придёт, никто. Кого она ждёт?»
Мне стало неудобно. Так захотелось, чтобы хоть кто-то вошёл уже в эту дверь. Пусть даже не граф на белом коне. Плевать, пусть даже инквизитор. Пусть меня сожгут прямо в зале, только не шепчутся и не косятся.
Я повернулась к стойке. Пшеничная регистратор сложила свои бумаги в аккуратную стопку и посмотрела на меня с плохо скрываемым раздражением.
Ах, так! Что-то меня завело изнутри. Не будет тебе никакого причесанного мужа! А будет пузатый водопроводчик, к тому же лысый. Настолько лысый, что все деньги, которые ты хотела потратить на спа и косметику, ушли на пересадку его волос. И вот поэтому денег тебе хватает лишь на дешёвый китайский карандаш и на чулки в 30 дэн, которые ты берегла на выход, а когда они прохудились под коленкой, надела на работу. Благо, что дырку не видать из-за стойки.
Внезапно ожил телефон и оторвал меня от «пожеланий добра» регистратору.
Номер был незнакомый.
– Алло?
– Кисуля, привет, это я!
– Стас! – я вскочила с лавочки и поглядела на стеклянную дверь. – Ты где?
Чтобы соблюсти ритуал – выпить бокал "вдовушки" и выкурить сигару, он должен был появиться полчаса назад. На удачу, – без этого он никогда не садился в самолёт.
– У меня всё в порядке.
Я почему-то не сомневалась, что у него всё в порядке.
– Ты где? – снова спросила я. – И что у тебя с телефоном?
– Они утопили мой телефон. Представляешь, в шампанском. Вот дураки! – он засмеялся. Беззаботно, с бархатистыми раскатами. Заслушаешься.
– Весело тебе. Я рада. А у нас – самолёт. Регистрация заканчивается.
– Поэтому тебе и звоню, – он перестал смеяться. – Я не лечу.
– Стас?
– В смысле, я не лечу сегодня.
– Что-то случилось?
– Ничего. Просто встретил друзей. И они решили меня проводить. Всё так завертелось… Кисуля, лети одна. Я догоню тебя завтра.
В трубке раздался женский смех.
– У вас там бабы?
– Какие бабы, Кисуля? Это – Оленька, жена нашего Лёни. Оля, она не верит, говорит, у меня – бабы, – это он уже в сторону.
– Кисуля-я! Привет! Это – Оля! Ты разве забыла меня?
Забыла тебя? Этот тонкий беспомощный голосок. Глаза оленёнка и скромно поджатые губки. Бэмби, одним словом.
