В туманной Англии, в былые времена,
От наших дней далёкие весьма,
Блистала среди юных знатных леди
Джесс Паркер. Эта мисс в столичном свете
Красавицею первой не слыла,
Однако леди Джессика была
Предметом грез любого кавалера:
Спокойный нрав, изящные манеры,
И титул баронессы. Интерес
Всех неженатых лондонских повес
Меж тем был обусловлен, несомненно,
Приданным Джесс. Отец ее отменно
Умел сходиться с нужными людьми,
И управлять делами. Часто дни
Наш Джером Паркер проводил вне дома —
Весьма широкий круг его знакомых
Обязывал к общенью, но в делах
Не забывал о Джесс. Мисс на балах,
Устроенных отцом, внимала лести
Преследуемых завистью подруг,
Друзей, весь бал толпившихся вокруг,
Для коих танец с ней был делом чести,
Что часто было поводом для ссор.
Наш мистер Паркер, на сужденья скор,
К тому же сам давал для сплетен повод
В трудах – пчела, в размолвках – хваткий овод;
Угодник дам, игрок, скандальный мот —
Но… он деньгам умело вёл учёт:
Приданное невесты и число
В него влюбленных день за днем росло.
Он пропадал в столице то и дело,
В то время как домашние умело
Вели поместье: не было числа
Послушным слугам – легче ремесла,
Казалось, нет, чем отдавать приказы.
Для Джесс труднее выбирать алмазы,
Рубины и сапфиры под наряд!
А платьев в доме – целый маскарад,
И дни в сомненьях длятся перед балом!
Не жизнь, а сказка! Под её началом
Те, кто ведёт дела её отца,
А сэр Джерóм дотошен – без конца
Сам проверяет всех и вся в поместье.
Не дом – дворец, которому, без лести,
Завидовал тогда весь высший свет!
Конюшни, фермы, пастбища – расцвет
Во всём! Столица и богатство!
Мисс даже и не думала смущаться
Окраины, где, собственно, жила:
Рай на задворках? – улица цвела!
С недавних пор дома английской знати
Росли здесь, как грибы. Красив и статен,
Наш сэр Джерóм к тому же был умён
И предприимчив: дом был удалён,
Притом весьма, от бурной жизни света,
Вот почему он, не спросив совета
Ни у одной в том сведущей души,
Скупил в округе земли за гроши,
Нанял артель рабочих самых лучших
И принялся за дело… Вскоре тучи
Его знакомых съехались на бал,
Своих гостей, заполонивших зал,
Наш сэр Джерóм позвал к себе в соседи,
И предложил всем господам и леди
Назавтра посетить аукцион.
И завертелось! Так как наш барон
Был лучшим гостем знати всей столицы,
Нашлось немало тех, кто поселиться
Мечтал к нему поближе. Все дома
Он тут же продал, и к тому ж весьма
Немало денег выручил за это.
Нет недовольных, всё вниманье света
Обращено на Паркеров опять,
И, вроде, больше не о чем мечтать!
У Джесс есть всё! Ну, это ли не счастье?!
Всё, в общем, безупречно, но отчасти…
Ведь Джессика роднее существа
По крепким узам кровного родства,
Чем сэр Джером и не имела боле,
Лишь год как мать, у недуга в неволе,
Скончалась, угасая как свеча.
Барон недолго смог блюсти печаль —
Не дав семье оправиться от горя,
Удар другой, приведший к долгой ссоре,
Нанёс отец, совсем забыв о Джесс:
Дочь знала Кэрен, этот интерес
К её отцу, казалось, был игрою.
Она была чуть старше Джесс, порою
Мисс Паркер удивлялась, встретив их
В гостях за разговором. Их двоих,
Увидел вскоре вместе на приёме
У короля весь Лондон. Только в доме
Вдруг появилась Кэрен, как жена
Её отца, и дочь, поражена
Предательством его, её бесстыдством,
Совсем замкнулась. С алчным любопытством
Совала миссис Паркер всюду нос,
В присутствие отца любой вопрос
От падчерицы к мачехе участье
Снискал бы верно, только очень часто,
Лишь мистер Паркер покидал свой дом
Всё изменялось: лад в семье на том
Сходил на нет. Увы, ни та, ни эта
Мириться не желали; сплетни света
Трубили о разладе и вражде.
Джесс изменилась, в скорби и беде
Ожесточилось сердце от обиды —
Отец её не слушал. Он не видел,
Свою жену такой, как вторит дочь!
Раскрыть обман никто не мог помочь!
Назло отцу и мачехе она
Ничтожеством была увлечена:
Барт Локсли – граф, сомнительный делец,
Известный трус, мошенник и хитрец!
Не избежав злословий и насмешек,
Ушли друзья, но цел ещё орешек:
Не по зубам был Джесс такой пустяк —
Расстроить без того непрочный брак!
Барон лишь позже осознал потерю,
Ведь он любил мать Джесси, и, не веря
В то, что он стал безумно одинок,
Поддался чарам Кэрен. Но урок
Был извлечён, жена свой нрав раскрыла,
Она ведь только роскошь и любила,
И вмешивалась всюду и всегда.
И Джером Паркер чаще пропадать
Стал где угодно, только бы не дома:
Играл на деньги, ездил по знакомым,
Увлёкся чтеньем, дабы не скучать
В своих разъездах. Только замечать
Вдруг стали за бароном все и всюду,
Что стал он странным: вроде бы откуда
Влеченье к книгам? – он их не терпел!
Теперь же он не мог и не хотел
В беседе поддержать иную тему…
А Джесс не разглядела в том проблемы;
Из мести ли, иль вправду, наконец,
Она не замечала, что отец,
Не пропускавший ни одной пирушки,
Предпочитавший общество подружки
Супруги новой болтовне пустой,
Стал одержимым призрачной мечтой.
Она не знала как, в какой момент,
И где был взят тот странный документ.
Семье тот факт был очень любопытен,
Но Джером Паркер был несносно скрытен —
Отец нигде не оставлял тетрадь:
Вносил в покои, собираясь спать,
Носил в камзоле, в личный саквояж
С вещами брал в очередной вояж.
Барон с тех самых пор прослыл невежей:
Забыл подруг и модные одежды,
Приятелей за карточным столом;
Балы, увы, оставили их дом,
И Джесс, с немой досадой и терпеньем,
Ждала в своих покоях приглашенья
От тех, кто раньше рад был, коль попал
К ней, Джессике, на лучший в свете бал!
А мистер Паркер часто и надолго,
Без кучера, один, в простой двуколке
Куда-то уезжал с пустой сумой,
А, возвращаясь, привозил домой
Десятки книг, замотанных в тряпьё, —
Истлевшее от времени старьё.
Спешил в читальне собственной закрыться,
И, бережно, страницу за страницей,
Днем или ночью в свете ночников,
Исследовал при помощи очков.
И вот однажды ночью он возник
В дверях читальни с новой связкой книг,
Снял мокрый дождевик с продрогших плеч,
Позвав слугу, велел камин разжечь,
Присев за стол, и, развязав тесьму,
Взял книжицу невзрачную одну.
Он их ни в коей мере не читал,
А только лишь, не торопясь, листал.
Вот, просмотрев изданья половину,
Направился подбросить дров к камину,
А, поднимаясь, зацепил рукой…
Паденья стук, нарушивший покой,
Не разбудил домашних никого!
Что же смогло так напугать его?
Барон был бледен, руки взялись дрожью,