Праздничный день в фабричном селе
Площадь перед церковью. Полдень. Кончилась обедня, из церкви выходит народ: служащие фабрики, пожилые рабочие, старики, старухи, бабы с детями; расходятся по домам; некоторые останавливаются на площади, образуются группы, рассматривают сходящих с церковной паперти.
Лавочник Бармин, лет 50, кругленький, с ласковым лицом, прищуренными глазками; Вера, дочь его, девушка лет 19, одета крикливо, безвкусно, красивое, надменное лицо; Туркин, табельщик, маленький, тощий щёголь, с эспаньолкой; держится заискивающе пред лавочником; суетлив, ухаживает за Верой. Часть рабочих кланяется лавочнику почтительно, некоторые смотрят на него угрюмо, враждебно.
С паперти сходит Лидия, учительница, скромно одета, лет под 30, серьёзное лицо; стоит, пропуская мимо себя учеников школы. Туркин, подмигивая в сторону Лидии, что-то говорит Бармину, лавочник смеётся. Вера смотрит на Лидию враждебно, нервно играет зонтом.
Другая часть площади. Фасад трактира Бармина, рядом его же лавка. Перед трактиром стоят торговки съестным: пирогами, калачами; среди них – Анфиса, она торгует орехами, семенами подсолнуха, сластями. Около её лотка – мальчишки, девочки.
Углов, бородатый человек, глаза острые, внимательные, беспокойный взгляд, натянутая улыбка. Перед ним, на козлах, большой лоток с книгами; группа молодых рабочих рассматривает книжки, покупает. Углов кричит:
– Вот – интересные книжки, дёшево продаю!
Идут Морозов, Петя с удочками; в руке Пети ведро с водою и рыбой; оба одеты не празднично, в рабочее платье.
К Лидии подбегает Соня, говорит ей тихонько, с радостью:
– Пришёл!
Лидия, улыбаясь, гладит её по голове. Мимо их проходят Бармин с дочерью, Туркин, последний говорит Вере, указывая пальцем через своё плечо, назад:
– Видите? Всегда у них секреты…
Бармину, оглядываясь:
– Опять ночью сегодня прокламации появились…
Вера, отстав от них, идёт тихо, точно крадётся, смотрит на учительницу откровенно враждебно, та отвечает ей спокойно ожидающим взглядом. Соня прижимается к ней, сердито сверкая глазёнками. Вера остановилась, несколько секунд стоит, как будто собираясь что-то сказать, затем порывисто идёт дальше. Провожая её глазами, Лидия что-то говорит Соне, та бежит.
Углов, через головы покупателей, наблюдает за Лидией и Соней. Анфиса незаметно следит за ним.
Туркин, поджидая Веру, тоже видит эту сцену, поправляет галстух, сдувает пылинки с костюма, щёлкает пальцами по рукаву пиджака.
К Морозову подбегает Соня; оглядываясь, говорит:
– В лесу, у сторожки, в пять часов!
Морозов ласково кивает головою. Соня заглядывает в ведро, суёт туда руку, Пётр не даёт ей сделать это; весело шалят; Соня брызжет водою в лица им, убегает, утащив какую-то рыбу. Смеясь, Пётр кричит что-то вслед ей, Морозов, отирая мокрое лицо, улыбается. Идут.
Вера и Туркин.
Вера. Ненавижу учительницу.
Туркин. А – ученика? А – Морозова?
Вера. Тоже. А вас – презираю…
Туркин, усмехаясь. В последние слова ваши – не верю!
Гневно взглянув на него, Вера быстро отходит прочь. Туркин сердито дёргает эспаньолку.
За огородами идёт Соколов, кудрявый, ловкий юноша, несёт на плече большую связку свежескошенной травы. К нему подбегает Соня.
– В пять часов, у сторожки, – ой, устала!
– Эх ты, стрекоза!
Соколов осыпает голову её травою.
Группа рабочих – человек десять – идёт на реку, купаться; впереди – чернорабочий Бобров, оборванный, грязный, приплясывая, играет на балалайке, – это очень весёлый человек, беззаботный к себе самому, добрый к людям. Некоторые из рабочих уже пьяны, идут обнявшись, поют, кричат, свистят, задевают встречных. Сзади всех – кузнец Сомов, большой, волосатый человек, сильно пьяный, пытается плясать, неуклюже топает ногами, разводит руками, рукава его рубахи засучены по локти; он в экстазе алкоголика.
Толпа окружает Туркина. Табельщик не любим рабочими, они издеваются над ним; кто-то, схватив конец галстуха, срывает его с шеи Туркина; пытаясь отнять галстух, Туркин смешно подпрыгивает, все смеются над ним, а кузнец, ничего не видя, всё пляшет в стороне, один. Вырвав галстух, Туркин бежит прочь, наткнулся на кузнеца, тот схватил его за плечо, бессмысленно посмотрел и, оттолкнув, снова пляшет.
Николай Сомов, молотобоец, сын кузнеца, парень лет двадцати двух, неуклюжий, с тупым
лицом, маленькими глазами, стоя у ворот, смотрит на пьяные судороги отца. Мимо его идёт растрёпанный Туркин, повязывая галстух, Сомов провожает его равнодушным взглядом. Идёт Углов, катит пред собой тележку с книгами, остановился, подмигнул Сомову, тот медленно подошёл к нему.
Углов. Ночью – зайди ко мне.
Сомов кивает головою.
Чистенькая комната, на подоконниках горшки с цветами, на стене полка книг, географическая карта, охотничье ружьё, двустволка. Анфиса, Морозов с книгой в руках, пьют чай, Петя скручивает лесу удочки.
Анфиса, вздыхая, говорит:
– Этот торговец книгами всё присматривается к учительнице.
Петя. Морда у него нехорошая, собачья…
Морозов, с улыбкой. Лицо не всегда зеркало души.
На берегу реки гуляет молодёжь, рабочие, работницы. Одна группа поёт песню, пением воодушевлённо дирижирует Бобров; другая группа играет в горелки.
На песчаном холме, под соснами сидит более «чистая публика», служащие фабрики, пожилые рабочие, смотрят, как веселится молодёжь. Тут же Углов и Анфиса со своими лотками. Расхаживает полицейский Медников, грузный, сонный человек. Прислонясь к стволу сосны, стоит Туркин, пощипывая эспаньолку, морщится, наблюдая, как группа молодых конторщиков, окружив Веру, ухаживает за нею.
По реке едет лодка; гребёт молодой Сомов, на руле – Петя, в лодке – Лидия, Соня, Соколов. Лодка пристала к берегу, Соня вышла из неё, остальные поехали дальше.
