Температура к вечеру начала понемногу снижаться, но неподвижный густой воздух оставался горячим и злым. Дышать было трудно и постоянно хотелось пить. Машины плыли над асфальтом на зыбких подушках раскаленного воздуха, а дома с трудом сохраняли форму в его колышущихся потоках. Местные утверждали, что такой изнурительной жары в Краснодаре ещё не было.
Войдя наконец в вестибюль новой гостиницы, я с облегчением вдохнул сказочно прохладный, чистый воздух. Сразу захотелось присесть, дав отдохнуть ногам. И закрыть глаза. Хотя нет, сначала пить!
Лифт поднял меня на пятый этаж и спустя минуту я уже открыл дверку холодильника, заполненного бутылками с водой, соком и ещё чем-то менее привлекательным.
Кондиционер в номере работал хорошо, и вскоре я полностью пришел в себя. Двадцатиминутная прогулка по городу, на которой я сам настоял, отказавшись сесть в машину, оказалась настоящим испытанием. Впрочем, эта мелкая неприятность не могла испортить прекрасного впечатления, которое произвела на меня команда, сложившаяся в этом благодатном краю, и приподнятого настроения, связанного с первым по-настоящему интересным и совершенно реальным проектом жизненного устройства.
* * *
Эта история началась давно, ещё в семидесятые годы прошлого века. Трудно сказать теперь, было ли это случайностью, но свежая архитектурная мысль, встретилась с мощной философской, и идея создания прекрасного механизма трансляции человеческой культуры в качестве основы принципиально нового образовательного комплекса начала последовательно осуществляться. Однако наступила «перестройка», растоптав уже крепкий, казалось, росток, впитавший в себя за годы коллективного труда идеи многих светлых голов. Недостроенные, непривычного вида сооружения, так и не дождавшись своих счастливых обитателей, превратились в мало кому понятный и никем не почитаемый символ победы западной демократии.
И вот теперь, много лет спустя, сквозь слой невежества, укрывающего всё более плотным ковром просторы Отечества, вновь начали пробиваться чистые и свежие ростки идей будущего устройства жизни. Причем, устройства совершенно фантастического, – без вездесущей торговли и спекуляций, без рыночных правил и современного ростовщичества. На фоне респектабельных банкиров, блестящих менеджеров, талантливых экономистов, дорогих адвокатов и звезд эстрады эти люди выглядели странно, а порой даже жалко. Но отсутствие капиталов и внешних признаков благополучия, кажется, совсем не смущало их.
– Добрый день! Меня зовут Алик, – представился, войдя в мастерскую, высокий худощавый мужчина в джинсах, бежевой футболке и жилетке, который давно мог бы претендовать на отчество и даже фамилию. – Я к вам, – добавил он решительно подойдя ко мне.
– Мы знакомы? – вежливо поинтересовался я, ответив на приветствие.
– Нет, пока. – Твёрдо и по-военному чётко сообщил Алик, глядя на меня в упор. Насмешливые, а может быть просто смеющиеся голубые глаза в сочетании с длинными соломенными пучками волос, подействовали обезоруживающе, и мне пришлось отказаться от намерения быстро проводить нежданного и, на первый взгляд, странного визитера.
Предложив гостю мягкий стул старинной работы, – главную достопримечательность нашей лаборатории, – я уселся в своё кожаное кресло, ожидая продолжения.
– В ваших концептуальных и проектных разработках отсутствуют механизмы взаимодействия различных культур. – Начал он без подготовки. – Почему?!
Смешинка в глазах гостя погасла, уступив место серьёзной сосредоточенности.
– А вы не желаете, прежде чем я начну оправдываться, сообщить кто вы, откуда и почему я должен отвечать на ваш вопрос?.. Интересный, кстати сказать, вопрос – не удержался я.
– Желаю, конечно, – неожиданно весело заявил, Алик.
– Алексей Олегович Кротов. Физик и историк. Отец троих детей. Последние годы живу с семьёй в Краснодаре, преподаю в школе. Ну, что ещё… Не верю, не согласен, больше не служу и не собираюсь. А к вам прибыл по просьбе нашей команды, которая хотела бы жить не богато, а по-человечески. Вот и всё, пожалуй. – отрапортовал гость.
– Ну что же, – отреагировал я, – кратко и убедительно, и главное, доступно. Спасибо. И, если вы не против, ещё один вопрос – Почему именно я, – архитектор-теоретик, проектировщик и преподаватель?
– Да потому, что вы много лет занимались проблемой организации жизни сообществ людей, желавших, как и мы, жить по-человечески! Правда, созданную давно концепцию так и не реализовали. Но ведь и время было не то и стимулов у людей таких как нынче не было, насколько я понимаю.
Хорошо, сдаюсь, – поднял я руки, – и готов признаться, что в текстах, которые вы могли прочитать, развернутого ответа на этот вопрос нет. Но в советском обществе тех лет и проблемы такой не было, или, вернее, она была далеко не такой острой. Жили-то люди не богато, зато дружно и товарищей по национальным признакам не делили. Разве что шутили порой, да анекдоты вслух друг про друга рассказывали.
Разговор тогда затянулся до позднего вечера. И два следующих дня мы с Аликом практически не расставались. Речь шла о проекте устройства жизни большой команды его единомышленников, среди которых, судя по его рассказу, было на сегодня не менее сотни активных участников, не считая детей. Я с большим интересом слушал рассказы о жизни этого удивительного, постоянно растущего сообщества. Однако, большую часть времени говорить приходилось самому, зачастую разъясняя те или иные философские или психологические вопросы. Слушатель Алик был не просто внимательный, но удивительно восприимчивый и работоспособный.
Когда пришло время прощаться, я с чувством пожал крепкую руку, а затем ещё довольно долго сидел в зале ожидания аэропорта, пытаясь ещё и ещё раз осмыслить произошедшее.
Взрослые, серьёзные люди, занятые и озабоченные множеством обычных жизненных проблем, каким-то удивительным образом смогли найти время, мотивы и, главное, друг друга в этом мире, где живому человеческому общению уже почти не осталось места. Если, конечно, не брать в расчет весёлые посиделки, да шумные тусовки под примитивные, на мой взгляд, музыкальные ритмы. В ответ на вопрос о том, как возникло само это объединение, гость загадочно улыбнулся, сославшись на то, что это нынче всем интересно. Я ничего не понял, но настаивать не стал.
Алик улетел, и долгое время от него не было вестей. Лишь на третий месяц он написал о возникших неожиданно проблемах. Его и ещё нескольких наиболее активных членов команды обвинили то ли в сектанстве, то ли ещё в чем-то. Имущество их общественной организации почему-то арестовали, помещение арендованное опечатали и теперь идёт расследование.