Моим родителям –
с огромной любовью, нежностью
и пожеланием долгих-долгих мирных лет
Проводник
«И´нсульт!» – вот первое, о чем подумал Родя, вылетая из собственного, нелепо упавшего возле шкафа тела, и поднимаясь к потолку в состоянии легком и отчего-то прозрачном. Подумал с ударением на «и» – так всегда говорила бабушка – и´нсульт.
«И´нсульт!» – охнула бабушка и тогда, когда вместе с маленьким Родионом вышла встречать деда с работы, а тот, едва переступив порог квартиры, вдруг тихо сполз на пол и замер в странной и очень неудобной даже на вид позе. Ноги деда оказались нелепо вывернуты, одна брючина задралась и обнажила худую жилистую голень в черном, спущенном гармошкой носке. Руки тоже как-то непонятно согнулись, причем правую не было видно совсем, словно она отломилась. Родя с приятелями часто показывали друг другу фокус: засовываешь большой палец руки в рот и будто откусываешь, а затем, немного «пожевав», демонстрируешь изумленной публике руку уже без пальца (сам палец, абсолютно целый, в это время плотно прижат к внутренней, не видной другим, стороне ладони) – весело и жутко. Вот и дедова рука так далеко и так тесно оказалась заведена за спину, что Роде почудилось, словно она и вправду исчезла, но ничего занимательного, а уж тем более веселого, Родя в этом не увидел.
Широко раскрытые дедовы глаза уставились точно на внука, как будто взглядом дед пытался что-то сказать именно ему, Роде, а не бабушке, стоявшей рядом. Но слов не получалось, а из перекошенного дедова рта вырывались лишь глухие, похожие на мычание звуки «мммыыы, мммууу».
«Родди, миленький, иди в комнату» – холодными как лед руками бабушка сжала худенькие Родионовы плечи и развернула в сторону комнаты, где стоял большой диван, накрытый мягким пледом и заваленный маленькими вышитыми подушками-думками. Едва только Родина голова коснулась этой неудобной диванной подушки, как он провалился в глубокий, почти обморочный сон и проспал 12 часов. Проснулся от запаха маминых теплых духов: она склонилась над ним и легонько трепала по щекам: «Сынооок, сынок! Родди, просыпайся! Родди!»
В семье все звали его на иностранный манер – Родди. Как часто бывает, имя только что родившегося ребенка родители, бабушки, дедушки и прочие любящие родственники в порыве умиления к бессмысленному кряхтящему существу коверкают и видоизменяют, выстраивая немыслимые семантические ряды. В итоге получается то ли милое прозвище, то ли новое имя, становящееся более употребляемым чем то, что записано и скреплено печатями в официальном документе – свидетельстве о рождении.
Так из Евгения-Евгеши получается Еша, Ярослава, путем построения логической цепочки Ярослава – Ярослав – Ярослав Мудрый – Ярослава Мудрая – Думающая, трансформируется в Думочку, Эдуард через Эдуардо становится почти португальским Додо.
Своими именами – Родион и Родди – он был обязан матери. Библиотекарь по профессии, беременная мама будущего Родиона, коротая время в ожидании декретного отпуска и редких посетителей в полупустой библиотечке на краю города, читала все, что хранилось в скудных книжных фондах: от рефлексирующей, полной душевных терзаний русской классики, до пошлейших романчиков неизвестного авторства в бумажных обложках, также полных терзаний и страданий, но, конечно, совсем иного свойства.
Беременность протекала в изнуряющих гормональных смятениях, заставлявших навзрыд рыдать по поводу трагической судьбы Родиона Раскольникова, и одновременно лить сентиментально-радостные слезы над похождениями некоего Родди – героя целой серии «творений» под общим названием «Уходя навсегда, возвращайся…». Собственно, повествование в этой серии посвящалось только одному персонажу – синеглазому брюнету, исполненному всяческих достоинств уже по рождению, без проживания опыта тяжелого духовного кризиса. Читать про Родди было приятно, все у него спорилось и получалось. Герой не знал сомнений, был решителен, обаятелен, обладал недюжинной силой и запредельным ай-кью, в связи с чем автор поручал ему распутывание сложных жизненных хитросплетений – от разоблачений шпионских заговоров до семейных интриг с наследствами и любовными связями. Родди прекрасно владел иностранными языками, хорошими манерами и сердцами всех упомянутых в историях женщин, детей и животных (в одной из книг он разыскивал утраченные ценности вместе с котом, с которым добился полнейшего, в том числе языкового, понимания). Писателя при этом нисколько не заботила историческая канва, в которой разворачивались события, поэтому, если вдумчивый читатель решил бы озадачится вопросом о времени или даже эпохе, в которых с Родди случались его приключения, то этот вопрос остался бы без ответа. Красавец-брюнет одновременно мог требовать соединить его с необходимым абонентом через коммутатор, а уже в следующей главе лихо вытягивать зубами антенну спутникового телефона (зубами, потому что руки его были заняты – он переползал с одного балкона на другой на двадцать на пятом этаже). В одной книге требуемая по сюжету информация черпалась исключительно из газет, потому что иных источников не существовало, и для того, чтобы найти хронику события, случившегося много лет назад, герой провел ночь в архиве, перелистывая пыльные газетные подшивки. Однако в следующем романе откуда ни возьмись в окружающей реальности появлялся Интернет, где Родди – естественно! – чувствовал себя как рыба в воде и легко добывал нужные сведения даже до того, как они там оказывались. Ну и так далее…
Впрочем, читательницы никогда не обращали внимания на эти парадоксальные несостыковки, а если и обращали, то не придавали значения – обаятельный Родди радовал не только своей силой, мужественностью, остроумием и великодушием, более всего поклонниц персонажа привлекала его верность своей подруге, некоей Райли. О возлюбленной, к которой неизменно стремился и возвращался неугомонный Родди, почти ничего не было известно: автор лишь счёл нужным намекнуть, что являлась она женщиной самой обыкновенной, заурядной и какие именно качества привлекали в ней такого необыкновенного мужчину как Родди, отдавалась на волю фантазий читательниц, почти каждая из которых, конечно же, видела в Райли себя и тайно надеялась на встречу в реальной жизни с таким чудесным героем.
Словом, Родионова мама, когда встал вопрос об имени ребенка, однозначно сказала родственникам, что если родится сын, то его назовут Родионом, а если дочь, то Раей, почему-то считая, что зарегистрировать в официальных органах девочку с совсем уж нерусским именем Райли не получится. Почти полное созвучие имен Родя (от столь дорогого сердцу и душе Родиона Раскольникова) и Родди радовало маму несказанно, поэтому, когда новорожденного принесли из роддома, все – и родители, и бабушки-дедушки звали его только Родди. Никто не был против, даже отец, потому что оказалось, что данное имя носит какой-то выдающийся то ли немецкий, то ли шотландский футболист, а отец был рьяным болельщиком..
