Огромное и искреннее спасибо всем людям, благодаря которым «Проводник» появился на свет.
Прежде всего, спасибо моему мужу – за то, что верил в меня и был моим официальным критиком. Я тебя люблю.
Я бесконечно благодарна Клэр и Рут за то, что они так быстро читали и говорили, что им нравится!
С любовью и благодарностью обращаюсь к моим родителям, Кейт и Джону, – они поддерживали меня и научили любить истории.
Я благодарна Бену Иллису, моему агенту, который держал меня за руку и хвалил.
Спасибо Хелен Бойл и всем из Templar за то, что верили в «Проводника» и помогали мне слепить из него что-то более значительное, чем если бы я справлялась сама.
Если вы из школы Gow и читаете это – привет, я по вам скучаю. Будьте умницами (и не забывайте задвигать стулья!). Спасибо тому, что научили меня отправлять других в придуманный мир.
И, наконец, спасибо Дилан и Тристану, которые появились в моей голове и настояли на том, чтобы я о них написала.
Первые тяжелые капли дождя объявили о себе, выстукивая по крыше железнодорожной платформы разрозненный ритм. Дилан вздохнула и еще глубже запрятала лицо в воротник зимней куртки, стараясь согреть замерзший нос. Она чувствовала, как онемели ноги, и постукивала ботинками по растрескавшемуся бетону, чтобы согреться. Сердито смотрела на скользкие черные рельсы, заваленные пакетами от чипсов, ржавеющими банками газировки Irn-Bru и останками зонтов. Поезд опаздывал на пятнадцать минут, а она из-за нетерпения приехала на десять минут раньше. Ничего не оставалось, кроме как стоять и смотреть. И чувствовать, как тепло медленно покидает ее.
Дождь закапал увереннее. Мужчина рядом с ней тщетно пытался почитать бесплатную газету, погрузившись в историю про серию чудовищных убийств в Вест-Энде. Крыша представляла собой жалкое укрытие, капли падали на газету, взрываясь и размывая типографскую краску до клякс. Громко поворчав, мужчина сложил ее и засунул под мышку. Он осмотрелся в поисках нового занятия, и Дилан тут же отвела взгляд. Ей не хотелось вести вежливую беседу.
День как-то не задался. Будильник почему-то не сработал, и с того момента все пошло под откос.
* * *
– Давай! Поднимайся! А то опоздаешь. Опять вчера долго болтала по телефону? Если ты не можешь себя организовать, придется мне принимать гораздо более активное участие в твоей жизни, и тебе это не понравится!
Голос мамы бесцеремонно ворвался в сон о красивом незнакомце. Он скрежетал так, будто резали стекло, и подсознание поставило небольшую задачку – не вникать. Мама, продолжая ворчать, вышла в длинный коридор их съемной квартиры, и Дилан расслабилась. Она пыталась запомнить сон, отложить некоторые детали на потом. Неспешная прогулка… теплая рука… дурманящий запах листвы и влажной земли… Она улыбнулась, чувствуя разливающееся в груди тепло, но лицо того парня из сна ускользало, не оставляя надежд.
Вздохнув, Дилан с трудом открыла глаза и потянулась, наслаждаясь уютным теплом толстого одеяла, затем скосила глаза влево, на будильник.
О господи.
Она сильно опоздает.
Суетливо бегая по комнате, Дилан попыталась собрать достаточно чистой одежды, чтобы сгодилось для школы. Затем прошлась расческой по каштановым, до плеч, волосам, особо и не пытаясь справиться с курчавым беспорядком. Она даже не взглянула на свое отражение, закручивая волосы в неприметный пучок. Как другим девочкам удавалось создавать стильные прически – для нее было загадкой. Даже если она прилагала усилия, чтобы пройтись по волосам утюжком и выпрямить их, двух секунд на улице хватало, чтобы шевелюра приняла естественное растрепанное состояние.
О том, чтобы исключить душ, не могло быть и речи, но сегодня ей пришлось не больше пяти минут покрутиться под водой, всегда обжигающе горячей, вне зависимости от повернутых ручек или нажатых кнопок. Вытерлась грубым полотенцем и натянула на себя черную юбку, белую рубашку и зеленый галстук, вроде как часть униформы. В спешке натягивая колготки, неаккуратно прошлась острым ногтем и пустила стрелку. Черт, последняя пара… Скрипя зубами, Дилан закинула колготки в мусорную корзину и с голыми ногами понеслась по коридору на кухню.
Заглянула в холодильник и не нашла ничего, что можно было бы съесть на ходу. На заскочить в кафе, конечно же, не было времени. Придется идти голодной. По крайней мере, на школьной обеденной карте у нее достаточно денег для приличного обеда. В пятницу обычно дают рыбу и жареный картофель, разумеется, без соли, уксуса или даже кетчупа. Не в нашей повернутой на здоровье школе, подумала Дилан, закатывая глаза.
– Ты собрала вещи?
Дилан повернулась к матери, стоящей на пороге кухни. Джоан ждала изнурительная двенадцатичасовая больничная смена.
– Нет. Сделаю это после школы. Поезд только в половину пятого – времени полно.
Как всегда, вмешивается. Иногда ей казалось, мама просто не может сдержаться.
Брови Джоан взлетели, отчего морщины на лбу, прорезавшиеся, несмотря на дорогие лосьоны и кремы, которые она наносила каждый вечер, стали еще глубже.
– Ты такая неорганизованная, – начала она. – Надо было вчера вечером этим заниматься, а не болтать со своими друзьями…
– Хорошо! – огрызнулась Дилан. – Я все сделаю.
Казалось, Джоан хотела сказать что-то еще, но вместо этого покачала головой и отвернулась. Понять причину маминого плохого настроения было легко. Она не одобряла поездку Дилан на выходные к отцу, мужчине, которого Джоан обещала любить, пока смерть – а в их случае жизнь – не разлучит их.
Не дожидаясь нового всплеска негатива, Дилан надела туфли и куртку, схватила сумку и потопала по коридору, пытаясь игнорировать урчание в животе. Она остановилась у двери, чтобы обязательно попрощаться, – но столкнулась с тишиной и выскочила под дождь.
Через пятнадцать минут дешевая зимняя куртка сдалась в борьбе с моросью, и Дилан почувствовала, как ее рубашка намокает.
Вдруг ужасная мысль заставила ее остановиться. Белая рубашка. Дождь. Мокрая рубашка. Она вспомнила, как рылась в ящике в поисках чистого лифчика и нашла один-единственный – темно-синий.