0. Пять – это же час шуток
Маленькая стрелка коснулась пяти, большая – двенадцати. Часы на каминной полке известили об этом громким протяжным ударом.
Вот-вот должен вернуться Лаэрт из университета. В Кионе говорили, пять – час розыгрышей, и Кираз обычно встречал брата шуткой. Хотя тот все равно оставался хмурым. Улыбка на лице Лаэрта появлялась, только когда он спускался в лабораторию в подвале и начинал что-то смешивать, переливать, соединять, разделять, а еще – писать, писать, писать…
Кираз вытянул шею, смотря в окно – садовая дорожка оставалась пустой, и вернулся к учебнику. Он и сам с нетерпением ждал часа, когда Лаэрт спустится. Тот долго отмахивался, но год назад, наконец, сдался и рассказал младшему брату, чем занимается, а заодно начал его учить.
Мальчик пододвинул к себе лист бумаги, сверился с записями и перелистнул страницу учебника – с одной таблицы на другую.
Лаэрт поступил в университет не в шестнадцать, как большинство, а на два года раньше. Кираз хотел быть таким же, поэтому каждый день после школы занимался дополнительно – до вступительных экзаменов оставалось всего три месяца, и он не мог позволить себе лениться.
Сквозь открытое окно донеслись голоса. Ученик выглянул: по гравийной дорожке, вьющейся среди кустов роз, шел брат, а с ним – двое мужчин. Незнакомцам было под сорок, оба в строгих темных костюмах. Один держал папку с бумагами, другой – чемоданчик, какие носили при себе врачи.
«Профессора!» – подумал мальчик с замиранием сердца. Наверное, работа Лаэрта заинтересовала его университетских преподавателей, и те пришли, чтобы оценить успехи ученика.
Кираз вскочил, взволнованный, и понесся к выходу, затем вернулся, схватил со стола исписанные листы и сбежал по лестнице.
Может, студента переведут на курс вперед? Сделают старостой? Дадут повышенную стипендию! И его самого тоже могут заметить, он ведь помогал!
Замедлив внизу шаг, пригладил растрепанные рыжие волосы и выпрямил спину. Главное, правильно ответить на все вопросы. Если они будут, мысленно поправил себя ученик, смутившись. Как бы ни хотелось поговорить с настоящими профессорами, все-таки те шли к другому. Успехи в опытах принадлежали Лаэрту, а Кираз только немного помогал – он сам стал доказательством того, что лекарство работает.
Мальчик сжал кончики пальцев, и окно наверху, повинуясь усилию воли, хлопнуло. Он покажет, чего добился брат.
Мягко ступая, по коридору прошел слуга и открыл дверь.
– Где Кираз? – строго спросил брат, едва переступив порог.
– Занимается у себя в комнате, – доложил пожилой мужчина в ливрее.
Кираз вышел в коридор. Лаэрт выглядел по-деловому собранным и больше напоминал торговца, а не ученого с чернильными пятнами на руках и увлеченным взглядом, каким привык его видеть младший брат. За спиной маячили профессора – вблизи они больше напоминали потрепанных книготорговцев с проплешинами на костюмах, чем важных ученых. Один, поставив чемоданчик на пол, нетерпеливо переминался с ноги на ногу.
– Подойди ко мне, – Лаэрт поманил рукой. Голос звучал непривычно мягко – так он не говорил, даже когда Кираз делал успехи в учебе.
Краснея, тот приблизился. Не так он представлял себе встречу с профессорами, не так.
– Вытяни руки, – тон стал еще более мягким, даже ласковым.
Смутно помнилось, что отец говорил также, но он умер шесть лет назад, и его голос почти стерся из памяти.
– Зачем?
– Так надо. Вытяни.
Кираз посмотрел на брата, на профессоров и, положив листы на тумбу, покорно поднял руки. Один из мужчин ловким движением достал из кармана металлические браслеты и со щелчком застегнул их на запястьях мальчика. Отскочив в сторону, тот вцепился в них, пытаясь снять, и крикнул:
– Зачем это?
Металл казался сплошным листом – ни крепления, ни механизма. Кираз сжал пальцы и повел в сторону, но ничего не произошло – ничего, что происходило обычно.
– Вот, – на лице Лаэрта появилось смущение, граничащее со страхом.
– Да, я заметил, – профессор, державший в руках папку, нахмурился. – Спасибо за сигнал, дан Адван. Город станет спокойнее благодаря вам.
Ученик попятился. Он уже слышал эту фразу. Магию считали болезнью, скверной, а людей со склонностью к ней – зараженными, и так говорили перед тем, как забрать «заболевшего» на лечение.
Не переставая качать головой, ученик отступил. Да это же час розыгрышей! За ним не могли прийти. Не за что было! Он не имеет склонности к магии – только то, что дал эксперимент. Закон о запрете силы не нарушен – они просто развивают науку. Так говорил Лаэрт.
Кираз уставился на брата. Пять – это же час шуток, да, ведь да? Его не могли отдать в…?
На плечи опустились ладони одного из «профессоров» – Кираз даже не заметил, как тот оказался за его спиной.
– Идем-ка по-хорошему, парень. Будешь упираться – придется тебя усыпить, пока не приедем.
– Лаэрт! – закричал мальчик и дернулся к брату.
– Проблемный, думаешь? – один мужчина спросил другого.
Лаэрт с лицом мученика посмотрел на них, затем на Кираза.
– Извини, так будет лучше.
«Профессор» схватил повыше локтя. В шею что-то укололо, затем коридор сжался, и пол оказался прямо перед глазами. На секунду Кираз вспомнил, что голос брата уже несколько лет не звучал с теплотой и лаской, но вдруг это стало таким неважным.
1. Вероятность ошибки стремилась к нулю
На костях выпали две шестерки. Вероятность этого – один к тридцати шести. В Кионе такое сочетание называли солнечным и пророчили удачу тому, кто его выбросил.
Раз в удачу не верил. Он знал, что полагаться можно только на числа и точные расчеты – они никогда не подводили. Перекинув красные игральные кости из одной ладони в другую, прежде чем увидеть новую комбинацию, парень услышал:
– …Четыре.
На костях – две двойки. Он обратил внимание на ворчание Найдера, но тот говорил о другом:
– А в прошлом месяце было пять! Выручка становится все меньше. Чем мы занимаемся?
Друг поджал тонкие губы и нахмурился. Черные волосы, зачесанные назад, и нос с горбинкой делали его похожим на нахохлившуюся хищную птицу. Одну руку Найдер положил на бухгалтерскую книгу, другой сжимал трость – с каждым словом все сильнее.
– Работники опять разбежались, комнаты для постояльцев простаивают, – он недовольно посмотрел на Рену. – У тебя тоже продажи упали, – затем на Феба. – Даже игорный зал пустует! – и закончил на Разе.
– Интересно почему, – скрестив руки, Рена откинулась на спинку стула.
– Ты хочешь что-то мне сказать?
Найдер прищурил карие глаза. Происхождение было его больным местом. Он родился в кочевом народе оша, который считали грязным и проклятым. Всю жизнь парень боролся с предрассудками и до сих пор каждое слово принимал на этот счет. Даже неудачу с таверной он связывал с происхождением – как же, все, что принадлежало оша, обходили стороной.
