…из-за стены тумана выплыл ущербный месяц, мрачно освещая что-то чёрное и страшное.
Л. Н. Толстой «Воскресение»
Это был силуэт мужчины. Высокий, кряжистый. В его могучих очертаниях, в неподвижности было что-то зловещее, разбойничье.
У Лидочки от пронзившего её ужаса перехватило дыхание, сердце затрепыхалось, его сбившийся ритм рикошетом ударял по вискам и подкатывал к горлу.
Кричать и звать на помощь?
Но кто может прийти на помощь на этом безлюдном деревенском погосте в такую глухую полночь?
Разве что мертвецы?..
Ещё днём, когда всё вокруг было ласковым и приветливым, Лидочка, проходя по этому погосту со своей смешливой подружкой Варенькой, потешалась над рассказанным этой веселухой анекдотом. В нём трусоватая девушка, оказавшись ночью одна на старинном кладбище, испуганно озиралась, принимая за встающих из могил мертвецов то беспризорных собак, привлечённых поминальным лакомством, оставленном на некоторых надгробьях родственниками усопших, то тени от бегущих в лунном свете облаков. Увидев идущего ей навстречу человека, девушка с надеждой кинулась к нему:
– Ой! Мужчина! Пожалуйста, проводите меня! Я покойников очень боюсь!
– А чего нас бояться?
Вдвоём с подружкой Лидочке и сейчас не было бы так страшно. Но два парня из соседнего села, в котором подружки допоздна отплясывали на дискотеке, вызвались проводить их обеих. Вскоре так само собою получилось, что они распались на парочки: парень – девушка. Варенька и её парень ушли вперёд и растворились в темноте, а Лидочка и её провожатый от них отстали.
Как хорошо было Лидочке ощущать своим хрупким девичьем тельцем его крепкую, надёжную руку, лежавшую у неё на талии, и слушать его негромкий, с глубокой мужской хрипотцой, завораживающий голос!
Так бы слушала и слушала его и сладостно содрогалась бы от согревающей душу и сердце его ладони…
«Ах ты, паскудник! – угрожающе пропел вдруг у них за спиной неприятный женский голос. – Жена ждёт не дождётся его домой, а он тут с позорными шалавами кобелится!!»
Далее последовала уже совершенно отвратительная сцена, от которой Лидочка убежала, не помня себя от обиды на разгневанную «соперницу».
И вот – новая встреча, ещё более ужасная.
Какая-то большая ночная птица влетела в зловеще чернеющую фигуру и застряла в ней.
«Так это дерево?
Или ночной разбойник?..»
Лидочка метнулась в сторону, на боковую дорожку, добежала до самой дальней могилки, и… новая волна ужаса окатила её с головы до ног, сковала смертельным холодом её сердце: на надгробье горела чёрная колдовская свеча, освещая какую-то книгу (чёрную книгу ведьм?!!), а над книгой склонилась, будто хищная птица из чёрной бездны… Варенькина бабушка (!!!).
Лик её в эти минуты был страшен.
«Ведьма…», – будто пелена непонимания вдруг исчезла с Лидочкиных глаз.
Вот что подспудно чувствовалось Лидочке в этой суровой старухе с недобрым взглядом!
Мама у Вареньки была доброй женщиной, встретила Лидочку, приехавшую погостить у своей подружки, как родную, и обласкали, и приголубила. Одинаково по-матерински заботилась она как о Вареньке, так и о Лидочке. А в дальнем «бабкином» углу постоянно таилось какое-то непонятное чёрное зло. Оно угадывалось во всём: в пучках сухой травы и кореньев, в банках с настойками и мазями, в странном поведении её кота (Лидочке отчего-то казалось, что этот чёрный негодник исподтишка шпионит за нею). Из этого «бабкиного» угла веяло какой-то энергией, вселяющей тревоги и опасения.
«Так вот, оказывается, в чём дело…
Чёрными делами занимается эта неприветливая старуха…»
Возле дома Лидочка увидела, как Варенька попрощалась со своим провожатым. Хорошо очень попрощалась: и нежно, и чисто. Вот так же, наверно, попрощалась бы и Лидочка со своим провожатым, если бы…
Как жалко, что он женат, да ещё и так неудачно!
Не сладко ж ему живётся с этой ядовитой истеричкой!
О том, что ей довелось увидеть и пережить на ночном деревенском погосте, Лидочка никому не сказала, но наутро, сославшись на очень-очень важные дела, душевно распрощалась с Варенькой и её матерью и уехала.
…есть прыгун-трава, растёт на надгробных
местах, ростом высока, цвет голуб, кольцами; весьма для клада гожа. Завернуть сию траву в тряпицу, она сама раскрутится и соскочит, а вертеть её надо на поле: куда трава соскочит, там огонь возгорится, тут и клад рой…
А.П.Чапыгин
Исторический роман «Степан Разин»
Было уже за полночь, когда книга А. П. Чапыгина «Степан Разин» выпала у меня из рук, содрогнувшихся в момент в момент падения в горячий тревожный сон.
– Измена! – по-волчьи взвыл звероподобный детина прямо мне под ухо.
– Чего орёшь, скаженная твоя душа! – взъярился я на него.
– Атамана нашего Стеньку есаулы его же связали и во вражеский стан свезли, ироды распроклятые…
– Врёшь! – не поверил я.
– Вот те крест! – набожно перекрестился детина и до пупа разорвал на себе рубаху.
Вскоре весть о подлой измене подтвердилась. А я был ответственным за казну нашего разинского войска. Казаки и мужики, оставшись без атамана, начали разбегаться. Бегство этих разбойников тоже было разбойничьим: на бегу прихватывали всё, что казалось им беспризорным. Я вскочил на свою подводу, доверху наполненную сундуками с войсковой казной, ощетинился пистолетами:
– Не подходи! Убью!!! – остервенело рычал я на всех, кто приближался к моей подводе, но убегавшим было не до сундуков. Они прихватывали с собою только то, что не отяжеляло их бега. Два разбойника, о которых я знал лишь то, что они друг другу родные братья и пристали к нашему войску всего неделю назад, выпрягли из моей подводы коня. Пока один выпрягал, другой упирался мне в спину вилами. Сработали они быстро. Я не стал стрелять им вдогонку. Жаль было тратить на них заряды.
Вскоре я остался в чистом поле один со своей безлошадной подводой и ответственностью за нашу войсковую казну. Весь день до самого заката я провозился с рытьём большой ямы длиной и шириной по размерам моей подводы, а глубиной под два метра. По пологому краю ямы я скатил в неё один за одним все сундуки с казной, засыпал их сверху землёй, утоптал, излишки земли оттащил подальше и развеял по ветру. Уже на закате дня разобрал по частям свою подводу и запалил из них костёр над кладом. К утру костёр прогорел. Я раскидал пепелище над свежевзрытой почвой, чтобы скрыть место захоронения казны от посторонних глаз. Осталось только запомнить это секретное место, но в этом мне не повезло: лишь чистое поле вокруг. Никаких капитальных примет.
Вот досада!
С чувством этой досады я и проснулся под утро… и понял вдруг, что сон этот был не обманным. Он был напоминанием мне о моей прошлой разбойной жизни в теле верного разинского соратника, чья дальнейшая судьба осталась там, за пределами сновидения.
