Глубокое, искреннее собрание виртуозно выделанных мини-вымыслов.
TimeOut
Барнс в «Пульсе» снова демонстрирует мастер-класс литературной формы.
Saturday Telegraph
Все рассказы в «Пульсе» отличаются той абсолютной завершенностью и плотностью, что свойственна лишь самой лучшей короткой прозе.
New Statesman
Идеально сбалансированный сборник… своего рода пара к недавней блестящей новинке «Нечего бояться».
The Observer
Если кто-то до сих пор почему-то думал, что Барнс холодный, попусту умствующий автор, – пусть прочтет заглавную повесть «Пульс». Остальных же нет нужды убеждать поскорее взяться за эту во всех отношениях примечательную, изящную книгу.
The Telegraph
При всей разноплановости этих историй, объединяет их неизменный и глубокий интерес автора к женской неуловимости, к мужскому буквализму и к той непостижимой силе, что сводит мужчин и женщин вместе или же расшвыривает их в стороны.
The Guardian
Тонкий юмор, отменная наблюдательность, энергичный слог – вот чем Барнс давно пленил нас и продолжает пленять в «Пульсе».
The Independent
В своем поколении писателей Барнс безусловно самый изящный стилист и самый непредсказуемый мастер всех мыслимых литературных форм.
The Scotsman
Джулиан Барнс – хамелеон британской литературы. Как только вы пытаетесь дать ему определение, он снова меняет цвет.
The New York Times
Как антрепренер, который всякий раз начинает дело с нуля, Джулиан никогда не использует снова тот же узнаваемый голос… Опять и опять он изобретает велосипед.
Джей Макинерни
Все рассказы первой части книги перемежаются историями-диалогами из жизни одной семейной пары, к которой приходят гости. Они напиваются и начинают вести пьяно-остроумную беседу. И тогда становится понятно, что Барнс полностью разделяет сентенцию Мандельштама, что всякая семья держится на слове, на цитате, на разговоре. Рассказы второй части сборника не так легко укладываются в готовую схему. Нельзя сказать, что они, мол, об одиночестве или о детстве, хотя детская тема в них не последняя. Но, наверное, все-таки они о том же, о чем и первая часть, – о семье.
TimeOut
В сборнике «Пульс» проза Барнса в переводе Елены Петровой сразу погружает читателя в блаженное состояние покоя. Писатель словно приглушает звук своего голоса, а заодно – и шум вокруг, чтобы все могли обнаружить ту еле заметную пульсацию, которая предшествует возникновению всего нового, будь то любовь и душевная привязанность или, напротив, – разлука и печаль.
Известия
Fine tuning – тонкая настройка – ключевое свойство прозы букеровского лауреата Джулиана Барнса. Барнс рассказывает о едва уловимом – в интонациях, связях, ощущениях. Он фиксирует свойства «грамматики жизни», как выразится один из его героев, на диво немногословно, обходясь кратким диалогом, вскинутой бровью, деталью вроде прилежно разглаженной рубашки или узора на свитере. В итоге и самые обыденные человеческие связи оборачиваются в его прозе симфонией. Идет ли речь о внезапном сближении разведенного риелтора и официантки из прибрежного ресторанчика, робко надеющихся на любовь (рассказ «Восточный ветер»), или о выучивших друг друга наизусть супругах («Огородный мир»), или о двух британских писательницах, близких подругах, но соперницах («Переспать с Джоном Апдайком»), стареющих родителях и привязанном к ним сыне («Пульс») – в каждом Барнс, благодарный слушатель человеческих отношений, различает гармонию, боль и просто красоту.
Майя Кучерская (Psychologies)
Барнсовский шедевр 2011 года – формально сборник рассказов, на деле – нечто вроде романа в историях; во-первых, общие темы (любовь, секс, соучастие, смерть, брак, вторжение в личное пространство, измена, педантичность, время, смерть), во-вторых, система лейтмотивов, в-третьих, внутри большего тела есть меньшее – внутренний цикл из четырех рассказов. <…> Скажем так: хлеб Барнса – отношения, хрупкие связи между людьми, области, где не существует абсолютного знания и ни у кого нет монополии на правоту просто потому, что люди – продукты разных обстоятельств, физиологических, географических и интеллектуальных. <…> Обман чувств – неверные знания – и трагикомические ошибки, которые из этого следуют, – вот про что барнсовские рассказы. Рассказы про то, что ни воображение, ни интеллект, ни интуиция не могут уберечь людей от размолвок; и наоборот, бессмысленные, иррациональные поступки… способны мгновенно преодолевать любые расстояния между людьми, даже такой барьер, как смерть.
Лев Данилкин (Афиша)
В ноябре огонь уничтожил шеренгу деревянных пляжных домиков; колючий восточный ветер отдирал и подбрасывал в воздух клочья краски. Когда примчались пожарные – депо находилось в двенадцати милях, – они уже ничего не могли поделать. «Хулиганская выходка», – сообщила местная газета; виновных так и не нашли. В региональном выпуске новостей выступил некий архитектор из фешенебельного прибрежного района; он заявил, что пляжные домики были неотъемлемой частью городской социальной среды, а потому их необходимо восстановить. Муниципалитет пообещал рассмотреть все предложения, но дальше слов дело не пошло.
Вернон перебрался в этот город за пару месяцев до тех событий и не парился из-за пляжных домиков. Вообще говоря, с их исчезновением обзор из ресторанчика «Козырное место», где он иногда обедал, явно улучшился. Занимая излюбленный стол у окна, он теперь видел за полосой асфальта мокрую гальку, тоскливое небо и безжизненное море. На то оно и восточное побережье: месяц за месяцем погода временами паршивая, а в основном – никакая. Его это устраивало: для того он сюда и переехал, чтобы в его жизни не было никакой погоды.
– Что-нибудь еще?
Он даже не взглянул на официантку.
– До Урала, – пробормотал он, глядя на долгое, ровное море.
– Что, простите?
– Пустота, отсюда и до Урала. С той стороны прилетает ветер. Без помех. Через множество стран. – Того и гляди, причиндалы себе отморозишь, добавил бы он в другой обстановке.
– Дауралла, – повторила она.
Уловив акцент, он взглянул на нее снизу вверх. Круглолицая, высветленные прядками волосы, крепко сбитый торс и полное отсутствие официантских уловок, рассчитанных на щедрые чаевые. Не иначе как из Восточной Европы: таких сейчас по всей стране пруд пруди. Нанимаются на стройки, в пабы и рестораны, на уборку фруктов. Приезжают целыми фургонами и автобусами, ютятся в трущобах, чтобы хоть как-то заработать. Одни здесь оседают, другие возвращаются домой. Вернон из-за них не парился. В последнее время он все чаще за собой это замечал: ему было на все плевать.
