Лариса Черкашина - Пушкин и Романовы. Великие династии в зеркале эпох

Будущее августейшей династии – в одной пушкинской строке:

Нет, так и не удалось революционной России исполнить свой зловещий замысел: извести под корень державную фамилию Романовых. Что тому защитой – провидение ли, покровительство Пресвятой Заступницы?

«Блаженны изгнанные правды ради…»

Будто ведома была Пушкину участь изгнанных Романовых. Романовых без России.

Много странных, необъяснимых «сближений» в истории царской династии.

Дом Романовых – Дом «на крови», как и храмы, возведенные в честь царственных страдальцев Александра II, Николая II и его несчастного семейства. Цепочка имен российских императоров, павших от насилия, начинается в восемнадцатом веке и завершается в двадцатом. Каждому столетию, как грозному языческому божеству, принесены свои жертвы: Пётр III, Павел I, Александр II, Николай II, цесаревич Алексей…

История романовской фамилии намертво впечаталась в славную и многострадальную историю Российского государства.

Суровую опалу претерпели Романовы при Борисе Годунове. И особо пострадали наследники московского боярина Никиты Романовича, жившего на широкую ногу в богатых палатах на Варварке, близ Кремля. С супругой, семью сыновьями, пятью дочерьми и многочисленной челядью.

Никита Романович Захарьин-Романов женат был дважды. Его первой жене Варваре Ивановне, из рода Ховриных-Головиных, судьба определит стать бабушкой царя Михаила, родоначальника державной фамилии! Она же доводилась и внучатой племянницей Ивану Владимировичу Голове, давшему начало фамилии Головиных. Ярчайший представитель рода – знаменитый адмирал, сподвижник Петра I Иван Михайлович Головин, по прозвищу Бас. И прапрадед Пушкина! Вероятно, это первое переплетение романовской и пушкинской ветвей двух древних генеалогических древ.

Фёдоровская икона Божией Матери, покровительницы Дома Романовых

Родная сестра боярина Никиты Романовича, царица Анастасия, стала первой женой Ивана Грозного и матерью царя Фёдора Иоанновича, с его смертью пресеклась прямая ветвь Рюриковичей на русском престоле. Безвременно почивший богомольный Фёдор приходился двоюродным братом сыновьям знатного московского боярина.

Борис Годунов имел свой резон побаиваться Романовых (как-никак, а к кому-либо из Никитичей вполне могли перейти государевы скипетр и держава), потому и решил извести всю фамилию. Тем более и повод нашелся – донос об умысле Романовых отравить Бориса «лихим зельем». Донос ложный…

Романовы и Пушкины подверглись гневу Бориса почти одновременно: в 1601 году отправлен в ссылку воевода и думный дворянин Евстафий Михайлович Пушкин: «послал царь Борис в Сибирь Пушкиных Остафья с братьею за опалу»[1].

А прежде, до годуновской опалы, Евстафий Пушкин владел сельцом Болдино Арзамасского уезда, много позже вошедшим в поэтическую летопись отечества…

Первым святым подвижником в романовском роду суждено было стать Фёдору, старшему из братьев Никитичей! Не случайно Фёдоровский образ Божьей Матери – святая икона, самая чтимая в царской семье.

Фёдор Романов пал жертвой годуновского гнева: его, насильно постриженного в монахи под именем Филарета (в будущем – Патриарха Московского!), сослали в дальний архангельский Антониев-Сийский монастырь. Царской грамотой повелевалось усилить надзор за Филаретом, поскольку не мог тот забыть былой вольницы и, как доносилось, «живет старец не по монастырскому чину; неведомо чему смеется; всё говорит про птиц ловчих, да про собак, как он в миру живал».

Жена боярина Ксения, нареченная в монашестве Марфой, разделила печальную участь мужа – сослана в Заонежье, в Толвуйский погост. Увезли на Белоозеро и малолетних детей опальных супругов: Татьяну и Михаила. Брат и сестра терпели там «тяжкую нужду»: даже в молоке маленьким узникам зачастую отказывали. Кто бы мог тогда помыслить, что всего через тринадцать лет тюремщики падут в ноги несмышленышу Мише, первому самодержцу из Дома Романовых?!

Боярина Александра Никитича, не по своей воле оказавшегося в далеком сельце Кирилло-Белозерского монастыря, настигла насильственная смерть – его задушили. Не избежали опалы и братья, Василий и Иван Никитичи, подвергшиеся страшной пытке в уральском городке Пелым: их приковали цепями к стенам избы, друг против друга…

Патриарх Московский и Всея Руси Филарет

Ранее, в августе 1601-го, когда скорбный обоз с боярином Василием Никитичем ещё держал путь из вятского городка Яранска, велено было иметь к пленнику «береженье великое, чтоб с дороги не утек, и ни с кем не ссылался… и лиха б которого над собою не учинил». Стрелецкий голова Маматов доносил царю, что принял «государева изменника» Василия Романова «чуть живого, на цепи», с опухшими ногами. Да и брат его Иван тоже плох: «ноги в коленах сволокло, на персты маленько приступает». Цепи с несчастных братьев сняли лишь в январе следующего года, а спустя месяц Василий скончался на руках у брата Ивана…

Ивану Никитичу посчастливилось выжить: из Пелыма он, страдавший смертельным недугом, – «черной немочью», переведен был в Уфу, потом в Нижний Новгород, затем и вовсе возвращен из ссылки самозванцем. И вновь – поворот судьбы! – возвысился в царствование племянника Михаила Фёдоровича.

В пермском селе Ныробка окольничий Михаил Никитич принял мученическую голодную смерть: год просидел в холодной земляной яме закованным в тяжкие кандалы. Сквозь прорезь в деревянном настиле спускались узнику лишь хлеб и вода. И только горячая молитва к Богу давала силы превозмочь немыслимые страдания…

Прах боярина Михаила Никитича в 1606 году, уже после кончины царя Бориса, с большими почестями перенесли в Москву, в Новоспасский монастырь, родовую усыпальницу Романовых. Позже там были погребены и трое братьев-мучеников: Александр, Василий, Иван; над могилами страдальцев царствовавший племянник Михаил Фёдорович возвел храм в честь Знамения Божьей Матери.