Мир сошел с ума, вывернулся наизнанку, рухнул в бездну и дно пропасти стало небом. Дикие гуляли по Эр-Кхару1 как по своему дому; птенцов готовили в жертву, поправ все догмы и забыв слово Великих; те, кто должен был защищать, – нападали, а те, кому ранее можно было безгранично верить, – лгали.
«Или это я сошла с ума, и мне все это кажется», – отстраненно подумала Мара, устало опускаясь на пол.
Спину жгло огнем, но гораздо больнее было от непонимания происходящего. Даже в страшном сне она не могла представить, что кшари2 потащат ее, жрицу Великой Мот, к столбу наказаний и дагар3 лично сорвет с нее безрукавку, что остальные стражи будут равнодушно смотреть, как она корчится под ударами плетью, а жрецы отвернутся, словно она была не одной из них, а последней рабыней. И главное – что она сломается на пятом ударе и скажет, где спрятала трех птенцов, пытаясь спасти их от алтаря. Что сумеет умолчать лишь о четвертом, лежащем в отдельной палате.
И этот последний птенец сейчас умирал у нее на руках от черной лихорадки.
Дикие принесли в их мир не только огонь и смерть, они выпустили всех тварей Арроха4, и привычный мир обернулся отчаяньем и безысходностью.
Мара прислонилась спиной к алтарю и, покопавшись, вытащила из пояса помятую, давно затупившуюся звездочку5. Она нашла ее шесть лет назад на развалинах Храма Ашера6 и носила с собой, чтобы помнить. Кшари, потерявшего эту звездочку, так тогда и не отыскали: взрыв перемолол всех, убив и стража Великих, и раба, который, толкнув ее в сторону укрытия, сам остался у алтаря. Обгоревшая, треснувшая звездочка с отломленным лучом – это все, что у нее осталось в тот страшный день, размолотивший мир в труху. Она никогда не забудет, что это дикие открыли дверь смертям и хаосу.
Неровная кромка царапнула палец, и Мара недоуменно посмотрела на свою ладонь. Нет, это бред какой-то. Она сама видела, как тот кшари стоял на площади, ровно там, куда чуть позже ударили ракеты диких. Она видела расплавленный камень, выгоревшую сельву и руины на месте Храма. Он не мог выжить, никто не смог бы там выжить. Кшари давно в Чертогах7, а оттуда не возвращаются.
…У меня был длинный путь…
А вдруг?.. Вдруг Великие наконец очнулись, увидели залитые кровью города, услышали, как плачет Эр-Кхар, и отправили своего воина к ним? Не бросили этот мир на растерзание диким, не отвернулись, не прокляли, так и не объяснив, в чем провинились их дети, а ждали понятного только им. Вдруг это действительно он, тот самый кшари, чью звездочку она хранила шесть лет? И он пришел, чтобы спасти их, вернулся из Чертогов исполнить волю Великих…
Им очень нужно было чудо. И ей, и больному птенцу, и всему Эр-Кхару. Потому что свои силы у них закончились.
Лежащий на алтаре птенец едва слышно заскулил, и Мара, тяжело вздохнув, поднялась.
– Потерпи, надо еще потерпеть.
– Да, аштэ8. Прости.
Он был кшари, совсем маленький, но все же кшари, и он будет терпеть, Мара это знала, но легче от этого не было. Мальчишка умирал, а у нее не было сил даже просить Великую Мот9 о милости к ним. Непонятный кшари, нашедший их в Храме, велел ждать, а чего ждать – не сказал.
– Все будет хорошо. Он вернется, он же обещал… Кшари всегда держат слово, иначе не бывает.
– А… – мальчишка испуганно примолк, но все же набрался смелости и добавил: – когда он вернется? Он нас заберет, да? Мы пойдем в другой Храм?
– Скоро вернется, – уверенно пообещала Мара, – надо подождать. Полежи, я сейчас принесу воды.
Если бы она знала ответ на этот вопрос! Кто сможет им помочь, кому они нужны? Даже внизу, в городе, ее с птенцом кшари не примут: крылатые давно стали врагами всем. И ей тоже.
Родник был на улице, у задней двери. Мара старательно умылась, а потом набрала воды в кувшин. Возможно, если бы она ушла одна, то у нее был бы шанс: лекари нужны везде, ее бы наверняка приютили в клане мастеров или торговцев, спрятали и от кшари, и от диких, но… она никуда не пойдет, пока птенец жив, а вместе с ним и жива надежда его спасти.
Мальчишка тяжело дышал, глаза его лихорадочно блестели, а тело периодически сотрясали судороги. По-хорошему, его надо было отнести в госпиталь, напоить жаропонижающими, а еще лучше – настойкой боргара10, тогда птенец заснет и, если будет на то воля Великих, уйдет в Чертоги, не мучаясь. Но Мара боялась, что дагар хватится недостающего птенца и отправит своих слуг в госпиталь. Казалось, какая разница, как уйти в Чертоги, птенец все равно обречен, но… разница все-таки была. Потому что от руки старшего, на алтаре, вот так, в жертву, – совершенно неправильно.
И этот ненормальный кшари, осмелившийся приказывать жрице, обещал помощь и велел ждать в Храме.
За стенкой всполошенно заклекотали фейхи, и Мара настороженно покосилась на дверь. В другое время она бы даже внимания на них не обратила, но сейчас любой неправильный звук мог означать опасность.
– Посиди тихо…
Мара скользнула к окну, стараясь двигаться как можно незаметнее. Прижалась к стене и аккуратно выглянула в окно. Похоже, все в порядке, мелкие драконихи от собственной суматошности разверещались. Мара еще раз внимательно посмотрела на тропу и хотела уже отвернуться, как вдруг среди кустов скользнула сумрачная тень, словно сам ствол на секунду искривился, размазался, задрожал, и тут же рябь пробежала по лианам, а затем перекинулась на кусты. Мара крепко зажмурилась, а потом осторожно приоткрыла один глаз. Кусты расплываться перестали, зато сам собой закачался тонкий бамбук и внезапно перед входом в Храм два размытых силуэта обрели четкость, словно две тени сгустились, собрав весь мрак в тяжелые, страшные фигуры. Мара отпрянула обратно, зажимая рот рукой.
Дикие. В черной броне, с круглыми шарами вместо голов и с уродливыми наростами на руках. Мара знала, что эти громоздкие штуки умеют плеваться жидким огнем. Раньше такие дикие были только внизу, в городах и долине, они не могли прийти в Храм, не должны были… А если они тут, значит, дагар был прав, когда спешил отправить птенцов в Чертоги, потому что отдать детенышей кшари в лапы диких стократ хуже.
Мара заторможено посмотрела на птенца и медленно вытащила нож. Смерть от рук диких будет ужасной, они не жалеют даже детей, это все знают, а она может убить быстро, она умеет: жрецы Великой Мот забирают жизнь милосердно.
Мальчишка тихо всхлипнул и уставился на нее блестящими от жара глазами.
Ей не справиться с дикими, это невозможно, с ними даже кшари не могут справиться. Она должна выполнить свой долг и проводить птенца в Чертоги. А потом подороже продать собственную жизнь.
