Ноябрь
Мэйсон
– Может, ты сначала будет думать, а потом делать? – спрашивает мама, подперев дверной проём и скрестив руки под грудью.
Поворачиваюсь к ней и широко улыбаюсь.
– Где-то я уже это слышал.
– Да, уже на протяжении двадцати лет пытаюсь донести суть данного выражения до твоего отца.
Не сдерживаю смешок и убираю мобильник в карман.
– Тогда ты знаешь исход, – перекидываю ремешок спортивной сумки через плечо и миную её хрупкую фигуру. – Я домой.
– Интересно, а этот дом, когда перестал быть твоим?
– В девятнадцать, когда переехал.
– Не останешься на ужин?
Я хитро прищуриваюсь.
– А что на ужин?
– Когда услышу ответ, тогда и скажу.
– Пахнет курицей, мам, – улыбаюсь, раскрывая её тайну, покрытую мраком или дверцей духового шкафа.
– Пусть будет так.
Отпрянув от дверного косяка, она выпрямляется, и её пристальный взгляд карих глаз скользит по мне от макушки до пят и обратно.
– Конечно, останусь, ма.
Быстро чмокнув её щёку, направляюсь к лестнице и со смехом добавляю:
– Ты же не думала, что откажусь от чего-то домашнего? Жутко задрали полуфабрикаты.
– Ты меня используешь! – оскорбляется она, но затылком ощущаю заразительную улыбку.
Останавливаюсь на первой ступеньке и бросаю на неё насмешливый взгляд через плечо. Подмигиваю и скрываюсь за поворотом.
Ди и Мэди уже сидят за столом, из-за чего автоматически хочу выругаться.
Так получилось, что ещё один мой друг запал на мою сестру. И спустя несколько месяцев, продолжаю мириться со сложившейся ситуацией. На самом деле, плевать, кто с кем встречается, трахается или временно развлекается, но не тогда, когда дело касается Мэди. Я имею полное право быть против любых отношений, особенно, если это мой друг и моя сестра. Уже проходил. Знаю, чем закончится.
Я не доверяю никому, даже себе. До определённого времени думал, что у меня есть друзья. Ну, как минимум лучший друг и девушка. Всё с легкостью поменялось. Для них. А осознание того, что друзей не существует – пришло. Твои друзья – твоя семья. Возможно не у всех, но у меня. Ди – исключение. Как бы ни хотел, но не могу назвать его просто знакомым. Он больше, чем все те, кто окружает. Не знаю, по какой причине, но так вышло. Я верю ему, но уже не на сто процентов, как мог раньше. Надеюсь на лучшее, но готовлюсь к худшему. У меня есть причина придерживаться подобного мнения, и она кроется в человеке напротив: в сестре. По неволе мы были преданы близкими людьми. Кажется, она забыла, но я не тот, кто забывает. Возможно, прощаю, но прощение не равносильно потери памяти. Я всё помню, как вчера. Жизнь преподала хороший урок. Почти смертельный урок.
Встречаюсь взглядом с небесно-голубыми глазами сестры, и ту же получаю вопросительно изогнутую бровь.
Она знает, о чём я думаю. Эта чертова нерушимая связь близнецов. Иногда хочу закрыться, но понимаю, что маску видит, как минимум один человек. Я посылаю немой сигнал «всё в грёбаном порядке». Как всегда.
Дверь распахивается, и на порог заваливается отец и Эйден. Оба смеются и пихают друг друга, благодаря чему отшатываются в стороны.
– Три года вас ждали, – ёрничаю я, хотя прижал задницу к стулу меньше минуты назад.
Отец закатывает глаза одновременно с братом, и первый промахивается, когда хочет отвесить мне подзатыльник, а второй бросает коньки и клюшку у лестницы.
Я усмехаюсь.
– Теряешь хватку.
– Да? – иронизирует отец, занимая соседний стул. И я не успеваю уловить то, как быстро прилетает его ладонь в мой лоб. – Ты всё ещё так думаешь?
– Да, – лениво киваю. – Решил уступить, должен же ты хоть где-то выиграть. Ты такой предсказуемый.
Отец целует маму, которая ставит на стол пару огромных блюд и подмигивает мне, на что закатываю глаза.
– Слюнтяй, – отмахиваюсь рукой.
– Картер! – возражает сестрёнка.
– Картер! – передразниваю я.
– Заткнитесь оба, – подаёт голос Эйден.
– А ты какого фига вякаешь, малявка? – я смеюсь, награждая младшего брата взглядом старший-всегда-прав.
В его ореховых глазах возникает раздражение. Ничего нового. Подумать только, пятнадцатилетний засранец спорит со мной. Что ж, признаю, люблю это. Мы максимально разные характером, но вот внешность всегда выдаёт родство.
– Прекратите все, – устало вздыхает мама, на что Ди тихо смеётся, смотря на неё с сожалением и пониманием, а папа самодовольно усмехается. Мэди скрещивает руки под грудью и морщится, ёрзая по стулу. – Боже, когда-нибудь мы поужинаем нормально?!
Не думаю, что мама обращалась к нам, скорей, разговор с самой собой, что довольно комично, учитывая, что мы живём так всю сознательную жизнь.
– Напомните, сколько вам лет? – продолжает она.
– Двадцать два, неделя, и двадцать три, – без энтузиазма растягиваю я. – Еще есть пятнадцатилетний засранец. Не помню, чтобы когда-нибудь просил братика.
– Мне шестнадцать, – ворчит малявка.
Точно, шестнадцать. Временами забываю, что Эйден вырос, и мы оба поменялись. Могу измываться над ним сколько угодно, но никогда не позволю другим.
– А мне скоро двадцать три, и что теперь?
– Что мозгов нет, – бурчит он.
– На твоём месте, я бы молчал. У меня может случайно дёрнуться локоть на фоне нервного тика.
– А у меня нога.
– Мы можем поужинать как семья? Спокойно? Без споров? – очередной раз перебивает мама.
– Ладно, – я кошусь на отца, который едва держится, чтобы не рассмеяться. – А молитва будет?
– Возьмите каждый по ножке, – указывает мама.
Выгибаю вопросительно бровь, но подчиняюсь, как и Эйден.
– А теперь засуньте её в рот, чтобы замолчать хотя бы на пять минут, – завершает она, и отец не выдерживает, начиная громко смеяться.
Удивительно, как мы можем уживаться на одном квадрате, по крайне мере, могли.
Я переехал жить отдельно сразу с поступлением, а Мэди задержалась в родительском доме ещё на год. В конце концов, теперь делит отдельный квадрат с Ди, кочуя между братством и квартирой. Не скажу, что её сильно расстраивает. Отныне, где Ди – там Мэди. И наоборот. Это довольно забавно: моя неудержимая и импульсивная сестрёнка со спокойным и хладнокровным Ди. Абсолютные противоположности нашли гармонию, чего невозможно было сказать по его прилёту и их бесконечным стычкам по любому поводу. В итоге, вся любовь и забота родителей перепала Эйдену, но в отличие от нас, он желает свалить в Канаду или Миннесоту. Не потому что задрала опека, а потому что брат метит в профессиональный хоккей. Уверен, он более, чем доволен жить с ними, и я понимаю. Завтрак, обед, ужин, родители рядом, карманные деньги и прочая пурга, о которой я позабыл. В общем-то, наша семья не из тех, кто будет нависать грозовой тучей над головой, талдыча нотации, а даст полную свободу выбора. Но это вовсе не означает, что отец не стукнет по столу, а мама не нахмурится. Раз в неделю, а то и два, сам возвращаюсь сюда, обретая заботу, которой окружает мама. Знаю, она могла бы привозить приготовленное в квартиру, но как бы сильно ни хотелось, – нельзя. Я достаточно взрослый, чтобы позаботиться о себе самостоятельно. дело гордости, чести и самоуважения. Не позволительно жить за их счёт. Беззаботное время бесследно ушло. Я не восемнадцатилетний мальчишка. Несмотря на всё, семья всегда на первом месте. За неё – отдам всё. Это не то, чему научили и что вбили в голову с детства. К пониманию пришёл сам. Нет ничего важнее, видеть их живыми и здоровыми.
