Короб, и без того увесистый, сейчас просто гнул к земле.
Он остановился, переводя дух, и в который уже раз обругал себя за жадность.
Ну, отняли бы товар, разве впервой? Зато жизнь почти наверное осталась бы при нём. А теперь – пропадай со всем добром, пропадай, жадный бродячий торговец Луу-Кин, в гордыне и глупости возжелавший сохранить барыш. Богачества захотел, простак.
Это от усталости, усталости и голода приходят в голову недостойные свободного человека мысли. Нужно отдохнуть и подкрепиться.
Он осмотрелся. Вон там, чуть подальше, очень удобное для привала местечко – кустарник густой, скроет от чужого глаза.
Сойдя с дороги, Луу-Кин миновал полянку. Кустарник, действительно, оказался густым, прохлада тени – лучшая приправа к любому блюду.
А блюдо ох как нуждалось в приправе: кусочек вяленого мяса, вот и всё. Нет, ещё три глотка горьковатого отвара из фляги. Фляга и сама была товаром, и травка, на которой готовился отвар – тоже. Ничего фляге не станет, а травки ушло – крохотную щепоть, зато бодрости прибавляет на три горсти. А бодрость ему нужна, ох как нужна.
Луу перевел дух.
Удача ему нужна, а не бодрость. Такого товара в коробе, похоже, не отыскать.
Он решил немножечко посидеть. Подумать. Ну, вдруг умная мысль в голову и набредёт?
Набредали же мысли грустные. Насчёт жадности. Идти, зная, что придётся отдать короб? Так он уже его раз отдавал, взамен жизни. Получается, отдавал годы труда зря, всё одно, что внезапно попал в рабство. Ещё раз начинать сызнова не хватит ни сил, ни воли. А если и хватит, где раздобыть денег? В сегодняшний товар вложилось всё, что у него было, да ещё призанял малость. Малость-то малость, но возвращать нужно. Иначе – обреют голову и ступай в холопы, пока не вернешь долг. То есть – навсегда. Правда, можно перезанять…
Луу припал к земле, прижал ухо. Топот, мерный топот. Кто-то идёт по дороге. Интересно, кто. Очень интересно.
Он приподнялся и, чуть раздвинув кустарник, уставился на дорогу.
Ждать пришлось недолго.
Одинокий всадник в этих местах – всё равно, что одинокий коробейник. Но нет, едет смело, то ли от великой отваги, то ли по глупости. Рыцарь, и рыцарь не бедный. Богатый. Очень богатый, если не в латы закован, а носит шкуру дракона. И тур тоже покрыт этой шкурой, даже ноги, чтобы никто не подсёк, не перерезал жилы.
Такому рыцарю весь короб Луу – тьфу, мелочь. Правда, есть рыцари, что и мелочью не брезгают. Из какого он дома?
Он поискал глазами щит, стараясь рассмотреть герб.
Но щита у рыцаря не было. Может, за спину закинул?
Рыцарь поравнялся с кустарником, двинул дальше.
Нет, за спиной только плащ.
Это был Рыцарь Без Щита.
Нужно будет внимательнее перетряхнуть короб: похоже, удача там всё-таки есть.
Луу накинул лямки на плечи, подхватил посох, медленно поднялся, медленно пошёл сквозь кусты.
– Добрый человек! Добрый человек! – кричал он, но кричал негромко и радостно. Пусть услышат, что сам он – абсолютно безвредный, безопасный торговец, которого можно и нужно – пожалеть.
Рыцарь остановил тура, обернулся.
– А-а! Гляди, Бышка, вот он, Тот, Кто Сидит В Кустах! А ты тревожился…
Тур только фыркнул.
– Дозвольте приблизиться, добрый человек!
– Дозволим, а? Иначе подойдёт без дозволения, и что тогда?
Тур наклонил голову. Рога его сверкнули на солнце, показывая, «что тогда».
– Успокойся Бышка, успокойся. А ты, Сидящий В Кустах, приближайся.
– Я… Я просто отдыхал. Я мирный торговец, принёс издалека немного диковинок, не встречающихся в здешних местах, и, если доблестному рыцарю будет только угодно взглянуть, я с превеликим удовольствием…
– Мирный торговец? Это хорошо. Мирных торговцев мы любим и привечаем. Вот только времени у меня нет рассматривать твой товар.
– Если доблестный рыцарь торопится, я с удовольствием буду ждать удобного момента. Где-нибудь на привале, на постоялом дворе, в любом подходящем месте…
– На постоялом дворе? Ну, хорошо, можешь идти со мной.
Повезло! Повезло невероятно – рыцарь позволил присоединиться к нему. Теперь он под охраной!
Тур шёл быстро, но Луу-Кин был на ногу скор, трусил вслед и радовался, что загодя пил отвар бодрости. Вот она, щедрость, и сказалась.
Через час весу в коробе прибавилось вдвое – так ему мнилось. Верно, удача тянет. Фунтов сорок весит, не меньше. Но травка действовала без обману, ноги – несли, и только пот лез и лез в глаза, успевай оттирать.
Река дала знать о себе издалека, но показываться не спешила – прибавилось мошки, землица под ногами сделалась сырою. Наконец, открылась.
– С позволения сказать, брод будет чуть ниже, – Луу захотелось стать полезным, а то, неровен час, рыцарь позабудет о мирном торговце.
– Ну, ниже, так ниже…
Дожди шли беспрестанно до третьего дня и река напиталась, потучнела, берега стали тесны. Куда разметаться? Пологий берег принял реку к себе, а с нею и сырость, и ужаков, что раз за разом переползали дорогу. Ужаков Луу не любил – хоть и безвредные, а и бесполезные тож. Или нет под небом совсем бесполезной твари? Может, ужак ест какую-нибудь кусачую мошку и тем облегчает его, Луу, жизнь? А всё-таки – противные. Толстые. Дай время – начнут не мошку – мирных торговцев глотать. В Ра-Амони тоже поначалу думал – ужаки…
Они подошли к самой воде.
– Как, Бышка, пойдем?
Тур опустил голову, принюхиваясь. Рыцарь спешился, предоставляя туру полную свободу.
– Не хочешь?
Тур ударил копытом – раз, другой. А подковы на копытах – те ещё. Боевые подковы.
– Есть такое слово, Бышка – надо. Летать мы не умеем, так что придётся – вброд. Ты, мирный торговец, держись позади, потому как берег тот – крутой…
Ведя тура на поводу, рыцарь осторожно вступил в реку. Тур шёл неохотно, но – шёл.
Луу поставил короб на голову. Хоть и завернуто всё в пузыри, а лучше б не мочить.
Вода холодная. И мутная. Вцепится жженка, заползет под кожу, потом доставай…
Обычно вода достигала пояса, но сейчас подступила к груди, к шее. Этак и плыть придётся…
Опасения оказались пустыми – вот уже опять по грудь, вот по пояс, а вот и конец реки. Подъём крутой, скользкий.
Внезапно тур остановился.
– Что, Бышка, и ты учуял? Ничего, как-нибудь. Эй, мирный торговец, не плошай!
– Что, доблестный рыцарь? – переспросил Луу-Кин.
Но отвечать рыцарю было недосуг.
Подъём вел сквозь дубраву, деревья росли совсем рядом от дороги. Тесное место. Нехорошее место.
Нехорошие люди.
Нет, не люди – муты. Ещё хуже. От мутов откупиться просто невозможно.
Их было шестеро – по трое с каждой стороны. Едва прикрытые волчьими шкурами, с дубинами наперевес, они обступали рыцаря, ожидая сигнала вожака.
– Шли бы вы, ребята, подобру-поздорову, – сказал рыцарь. Без страха сказал, без дрожи.
Вожак словно этого и ждал. Взревел – или крикнул? Говорили, что у мутов и речи-то нет, одно звериное рычание, – взревел и бросился навстречу рыцарю. В тот же миг бросились и остальные.