ЧАСТЬ 1. Эпизод «Тайна Студёной»
{Варя появляется в усадьбе будущего мужа, переживает первые, не слишком приятные впечатления. Тем временем жители деревни обнаруживают тело утонувшей молоденькой девушки и списывают смерть на потусторонние силы и на недостойное поведение самой утопленницы. Варвара общается с призраком погибшей и пытается восстановить справедливость.}
Александр Шупинский стоял у большого камня и смотрел на свои окровавленные трясущиеся руки. Почему судьба решила взыскать с него за удачу именно сегодня и именно так? Эргейка-хромой, местный толмач, бежал к нему, слегка припадая на правую ногу. Его широкое скуластое лицо не выражало никаких эмоций, и Александр немного успокоился: ещё жива!
- Ну что? Что сказал?
- Хорошо, саказал. Духи помогут, саказал. Табака больше давай, саказал. Ружье новое давай, саказал.
- Дам, дам, лишь бы помог!
- Поможет, саказал! – закивал толмач.
В тридцати метрах от них, затерявшись между редких сосен и огромных валунов, рассыпанных у подножия сопки, раскинулась большая пестрая яранга, сшитая из разномастных оленьих шкур. Шаман смотрел на белокурую девочку с разбитой головой и что-то бормотал себе под нос. Дочь богатого человека упала со скалистого уступа, и теперь духам решать, оставлять ли ее в верхнем мире или отпустить к людям. У самой стенки яранги тихо угасала Кийта – шаманка из его рода, чья судьба тоже решалась верхними. Старик пососал трубку, выпустив облако целительного дыма, взял бубен и волчью лапу. Много табака – хорошо. Ружье – хорошо. Он попросит, он красиво попросит духов, он споет им нужную песню…
Противный запах резко ударил в нос, и Варя распахнула глаза, испугалась: обстановка ничем не напоминала походную палатку отца. Девочка повернула голову и встретилась взглядом с очень старой местной женщиной, лежащей напротив. Совершенно седые волосы ее были разделены на пробор и заплетены в две косички, начинающиеся у самых висков. «Как маленькая!» – подумала Варя, а старушка удивленно подняла брови и улыбнулась очень ласково, словно желая ободрить и согреть. Между ними в воздухе повисла тонкая светящаяся нить – девочка могла бы тронуть её, если бы захотела, но не успела. Шаман завыл и ударил в большой бубен, пожилая женщина закрыла глаза, и нить рассыпалась на десятки золотых солнечных зайчиков, запрыгавших по лицу Вари.
Шаман заметил их, нахмурился, опять что-то пробормотал, раздосадовано махнул рукой и продолжил свой странный танец. Девочка разжала ладошку и поднесла к затуманенным от боли глазам – на влажной коже блестели пять золотых искорок, подарок тёплой бабушки.
***
- Барышня, проснитесь! – прошептала горничная Глаша над ухом Варвары Александровны Шупинской, сладко дремлющей на уютном мягком плече горничной.
- Варвара! – громко обратилась к племяннице Анастасия Григорьевна фон Бедкен, в девичестве Шупинская, представительница древнего дворянского рода, женщина сорока пяти лет, сочная, как наливное яблоко.
Варвара вздрогнула, и сон, такой реальный, с запахами и звуками, растворился в холодном воздухе. Старушка с косичкам снилась ей только в самые важные моменты жизни, предупреждая о грядущем. Девушка плотнее закуталась в лисью шубку, покрытую зелёным бархатом – карета была старой и тепла вовсе не обеспечивала.
- Подъезжаем, тебе нужно привести себя в порядок! Князь Тумановский, как человек старого уклада, неодобрительно отнесется к небрежности, голубушка! Глафира, умываться барышне!
Горничная постучала в стенку, приказав кучеру остановиться. С облучка послышалось кряхтение, и старик Степаныч осадил лошадей.
Из большой, оплетенной ивовым прутом бутыли в битую жизнью медную миску была налита холодная розовая вода, и младшая Шупинская, скинув шубу на руки служанке и оставшись в одном сером шерстяном платье, принялась смывать следы пребывания Мофея со своего лица.
Зарывшись носом в большую бобровую муфту – подарок мужа, Анастасия Григорьевна придирчиво осматривала гибкий девичий стан, похожий на песочные часы, густые, необычайного орехового оттенка волосы, чистую, но слишком загорелую, по меркам приличного общества, кожу и в который раз восхитилась глазами цвета болотной тины, слишком колдовскими, вызывающими мгновенную, хоть и быстро проходящую оторопь. Варвара имела неприемлемую для девиц своего возраста привычку впирать в собеседника пристальный взгляд, действие коего давно знала вся прислуга, не раз битая за пособничество баловству. Но сопротивляться магнетическому действию этих очей мог только необычайно стойкий человек. Анастасия Григорьевна именно такой и была.
Морозный воздух бодрил, и Варя, предвидящая взбучку от тетушки, совершенно по-плебейски раскинула руки в стороны и сладко потянулась, в таком положении и оставшись. Мимо, обходя карету по ниже расположенной тропке, возбужденно переговариваясь и совершенно не обращая внимания на остановившихся путешественников, шли несколько мужиков, самый первый из которых, одетый в длинный овчинный тулуп и надвинутую по самый нос шапку, нес на руках женское тело в одной рубашке, вероятно, утопленницу. Картина была страшной и завораживающей одновременно: рубашка на женщине стояла колом, застывшие на морозе мокрые волосы не свисали, а торчали острой сосулькой в сторону ног мужика, ибо голова несчастной была запрокинута, и широко распахнутые глаза скользили невидящим взглядом по замершим девушкам. В сердце Вари словно кольнули раскаленной иголкой, горячие волны прокатились по всему телу.
- Богородица-заступница! – зашептала Глафира, не имеющая возможности перекреститься – руки бы заняты. – Это что же?! Спаси и сохрани!
- Утопла? – громко и с сочувствием спросил Степаныч мужиков.
- Черти заиграли! – глухо, но без неприязни отозвался один из крестьян.
- Добрый человек, коли за обиду не сочтешь: далеко ли до усадьбы Тумановских?
Крестьянин поотстал от товарищей и, внимательно оглядев Варвару и Глафиру, стянул с головы шапку, поклонился барышням и вполне доброжелательно ответил вознице:
- Дык, мил человек, с полверсты ещё. Чутка влево дай и вдоль Студёной с молитвой и поезжай, там ужо недалече. Храни вас бог! – крестьянин ещё раз поклонился и поспешил догнать печальную процессию.
- Спаси бог! – громко ответил Степаныч.
- Варвара! – тёткин голос второй раз за полчаса вырывал девушку из оцепенения. – Сейчас же садись в карету!
На ходу просовывая руки в рукава шубы, Варя поспешила на зов грозной родственницы. Глаза утопленницы никак не шли из головы. Ужас застыл в них навечно. Ужас и разочарование.
- Слыхали, барыня? – быстро заговорила Глаша, обращаясь к Анастасии Григорьевне. – Помолясь, мол, мимо речки-то! Вон как! Точно черти озоруют, господи прости! – горничная перекрестилась. – Недоброе какое место, барыня, ой недоброе!
