Дорогим читателям пора представить нашего героя. Вот он – спорит с извозчиком из-за денег. Их у Кристофа в обрез, а ехать домой нужно срочно. Сейчас, в этот ранний утренний час, подобные ему молодые люди, выползающие из игорных или публичных домов, были похожи на печальных черных мотыльков, полетевших было на яркий свет обманчивой удачи или фальшивых удовольствий и обжегших крылья.
Нашему герою только-только исполнилось 25 лет. Высокий и статный красавец с темно-русыми волосами и серо-зелеными глазами умел производить нужное впечатление на публику любого сорта, однако дальше этого таланты молодого парижанина не простирались. Впрочем, он и сам не особо стремился развивать в себе данные природой склонности. К чему, если отец и мать обожают сына и смотрят на него с любовью, а иногда и с восторгом от того, каким удачным получился этот их ребенок. Да-да, у Анн и Жиля Фонтено 18 лет назад родилось ещё одно дитя, однако говорить о нем супруги не любили, к гостям не выводили, а потому и мы на некоторое время забудем про его существование.
Итак, Кристоф Фонтено уломал извозчика довести его не до самого дома, а, учитывая разницу между ценой поездки и суммой наличных средств, лишь до угла улицы, на которой он стоял. Просчитав в уме выгоду, возница согласился, и молодой человек со вздохом облегчения поместил измотанное ночным бдением тело на жесткое сидение старого экипажа. Из записки матери не было понятно, что именно стряслось, она вообще была склонна преувеличивать события до размеров Всемирного потопа, так что Кристоф спокойно задремал. Разбудили его грубо, указав на тот самый угол, от которого придется самому шагать до дома. Фонтено поежился, зевнул и, кивнув извозчику, соскочил с подножки. Небольшая пешая прогулка разогнала его кровь и вернула румянец на щеки. По дороге он просунул руку сквозь прутья изгороди, с трудом сорвал едва выпустившую зеленые листочки веточку гортензии в чужом саду и, спрятав ее под плащ, принялся насвистывать неприличную песенку.
Мадам Фонтено уже ходила по гостиной, заламывая руки и взывая к милости божьей, требуя вернуть сына из дьявольских объятий как можно скорее. Спешу сообщить вам, что Анн вовсе не была набожной, но пользовалась вниманием и услугами небес по мере необходимости.
— Мама! – Кристоф улыбнулся, продемонстрировав симпатичные ямочки, и протянул родительнице ветку гортензии. – У нас что-то случилось?
— Она умерла, сын мой. Какое счастье, что она умерла!
— Впервые вижу, чтобы так радовались чужой смерти! – Кристоф повалился в кресло. – Если бы я приехал на час раньше, эта твоя «она» осталась бы жива?
— Господь прибрал её четыре месяца назад!
— К чему же тогда такая спешка? Я чертовски устал.
— Ах, Кристоф! – мать подсела на подлокотник. – Мы спасены! Она оставила завещание на твоё имя!
— И кто эта святая женщина? Сколько она завещала мне? 50 франков? Старинный луидор? Серьги с фальшивыми бриллиантами? – молодой человек без стеснения зевнул и прикрыл глаза, сложив руки на груди. – Недурно, но я должен выспаться.
— Кристоф! – Анн нагнулась пониже, чтобы сын смог разобрать каждый звук в произносимых ею словах. – Моя тетя, мадам Женевьева дю Баси Плесьер, была женщиной не бедной. Но клянусь, я и не знала, насколько! Старая ворчунья отписала тебе трехэтажный особняк в Буавайе, два выезда — парадный и обычный, о четырех лошадях каждый! Кристоф! А ещё виноградник, долю в морской торговой компании и фамильные драгоценности на сумму триста тысяч. И… — тут женщина выдержала театральную паузу, — полтора миллиона франков, Кристоф!
Однако новоявленный Крез мирно спал, вытянув ноги и обдавая мать парами дурного бургундского, выпитого накануне в неимоверных количествах. Вошедший в комнату уже полностью одетый и с напомаженным пробором Жиль Фонтено обнял супругу за плечи и поцеловал в макушку:
— Дорогая, нужно собрать все бумаги. Этот шалопай отоспится, и мы поедем к нотариусу. Как там его?
— Натаниэль Бегель.
— Думаю, наш мальчик не откажет своим родителям в денежной помощи, как мы не отказывали ему все это время. И все же представь себе, как ловко вышло, что старуха умерла именно сейчас, когда мы очутились на пороге долговой ямы!
— Это провидение, не иначе! – Анн потерлась щекой о ладонь мужа, лежащую на плече.
Не обольщайтесь этой картиной тихого семейного счастья: оба супруга лихо изменяли друг другу уже лет как десять, при этом умудряясь в глазах общества выглядеть идеальной парой. Оставим семейство Фонтено мечтать о богатстве, а сами перенесемся на улицу Роз Руж, где стоял брошенный всеми дом. Прямо напротив него, торчащего как золотой зуб в гнилой челюсти старого городка, находился дом господина Квелевски, поляка по происхождению и сутяги по призванию, но не по должности. Судебные тяжбы влекли его неимоверно, он охотно и совершенно бескорыстно брался за разбор различных юридических бумаг, выискивая слабые места или ошибки, конечно, неофициально, лишь бы зарыться в многотомные своды законов, пояснений и уложений. Именно мсье Станиславу Квелевски выпала честь хранить копию завещания мадам дю Баси, ибо никому, кроме него, доверить покойная документ не могла. Вот уже несколько месяцев старик поджидал наследников, которых разыскивали по всей Франции помощники нотариуса Бегеля. Содержания завещания Квелевски не знал, ибо, глядя на обветшалый особняк и вспоминая печальный плюмаж из посекшихся страусовых перьев, носимый мадам на всех подряд шляпках много лет, не верил, что она могла оставить что-то еще более ценное, чем свое доброе имя и три этажа рухляди.
