УМИЛА:
Душа по тебе соскучилась, брат мой… Мало пишу сейчас – необходимые дела занимают много времени. Еще бесы продолжают нападать – как прошлой осенью. Это само смиряет и подталкивает смотреть только на Бога и и у Него просить помощи и защиты… И показывает, что я – ничто, и что есть только Он…
Я каждый день чувствую тебя в глубинах души. Это происходит само… Само вырастает из глубины, само раскрывается, как цветок. Этому нужно только не мешать… Это на всю жизнь и смерть, на всю вечность. Встреча в Духе происходит сама, просто потому что так несет Река…
Смотрела недавно видео, как сливаются две нейтронные звёзды. Они вращаются в паре вокруг общего центра масс, то приближаются друг к другу, то отдаляются… Потом вращаются все быстрее… И происходит взрыв – слияние в одно существо, качественно новое. И гравитационные волны от этого взрыва идут мгновенно по всей Вселенной… И гамма – лучи пронзают материю.
ЕСИН:
Да, сейчас не прекращается морок антихристов и могут нападать с большею силой бесы. Но защищает премудрость Божия – она отразилась недавно как в капле росы в догадке Пелевина которую ты перепостила: об истинном смысле поговорки «хорошо там, где нас нет»:
«Смерть – это не когда вы теряете сознание навсегда. Смерть – это когда сознание осознает вас до самого конца, насквозь, до того слоя, где вас никогда не было.» iPhuck 10
И в зеркале Толле уж конечно – спасибо тебе еще раз за его книгу:
Хоть и утлой лодчёнкой кружу
Я подчас, не умея причалить,
У Толле утоленье печалей…
Из книги Экхарта Толле «О чем говорит Тишина»:
«Истина в том, что ты не имеешь жизнь, ты есть жизнь. Одна Единая Жизнь, одно сознание, которым наполнена вселенная, которое пронизывает ее и принимает временные формы, чтобы ощущать себя в виде камня или травинки, или животного, или личности, или звезды, или галактики. Способен ли ты глубоко внутри себя чувствовать, что ты уже знаешь это? Способен ли ты чувствовать, что ты уже и есть Это? (…)
Тебе не найти себя в прошлом или будущем. Единственное место, где это можно сделать – Настоящий Момент.
Духовные искатели ищут свою самореализацию, или просветление, – в будущем. Быть искателем включает в себя то, что тебе нужно будущее. Если ты в это веришь, то для тебя это становится истиной: ты будешь нуждаться во времени, пока не поймешь: для того, чтобы быть тем, кто ты есть, оно тебе не нужно.»
Недавно вот мне увиделось… наверно, это тоже часть Книги, в которой мы с тобой УЖЕ есть едины:
Стою на тропинке которая идет через холм. В низине туман. Солнышко взошло только что и поднимается в небо быстро и вертикально, как это бывает лишь на самом экваторе.
Но природа вокруг не экваториальная вовсе. Краски, ветерок, небо – все точно словно бы средняя полоса.
Однако все растения выше. И у деревьев прямей и тоньше стволы и одухотворяет их словно незримый трепет. И листья у них причудливей. Резные у большинства… и не только лишь на такой манер, как у клена или платана. И птицы незнакомые скрыты в этой листве, поющие не менее радостно, чем у нас весною, но как-то мягче.
Трава по сторонам тропинки почти в мой рост. Метелочки колыхаются – легкие-легкие волны бегут по ней. Словно и не трава а поверхность озера под ветерком умиляется тонкой рябью.
Век бы не сходил с места этого.
Но, кажется, не одному мне понравилось. Кто-то приближается по тропинке. С противоположной стороны, чем куда я смотрю, – но каким-то образом это чувствую с несомненностью.
Не возникает ни малейшего ощущения угрозы. Ни даже легкой досады вроде: вот обязательно кому-то надо нарушить уединение мое с этой умилительной красотой. Такое впечатление, что я… там, где вовсе никто и ничто ничего не может ничем нарушить. И даже будто мне самому неизвестны понятия такие, как: «нарушить», «опасность»…
Оборачиваюсь неспешно взглянуть: а кто это там?
По тропинке катится сфера. Зеркальная. Отбрасывая зайчики на траву. Диаметром приблизительно в четверть моего роста.
Немного удивляюсь тому, что не удивляюсь почти появлению здесь этого неожиданного предмета. Не воспринимаю его как чужеродный пейзажу. Хотя и что-то в неторопливом качении посверкивающей сферы вызывает у меня изумление, но не сразу могу понять, что же именно.
Вдруг доходит: зеркальный шар катится ко мне… снизу вверх! Взбирается по тропинке… такого просто не может быть! Но – вот он))
Невероятный предмет приближается на расстояние двух или трех шагов. Замирает. Вижу искаженного себя на его поверхности.
Вдруг сфера отрывается от земли, немного потянув за собой пыль тропы, – бесшумно поднимается вертикально, как восходящее солнце.
Замирает ровно напротив моего лица. Вижу мои расширившиеся от удивления глаза отражающимися в ней.
Взгляды – мой и моего отражения – встретились. Впечатление: какая-то целеустремленная сила перетекает… у т я г и в а е т с я от одного другому.
И вдруг мы поменялись местами. Или телами. Или я не знаю, как это назвать, но… я вижу теперь человека – себя – стоящего на тропинке на вершине холма и смотрящего, наверное, на массивный зеркальный шар, подвешенный невероятным образом неподвижно в воздухе.
Мне делается страшно и хочется возвратиться. И снова возникает ощущение движения силы по лучу встречи взглядов.
И происходит обратная перемена. Едва ли можно передать ощущение, сопровождающее ее. Песочные часы, когда их переворачивают, наверное, ощущают нечто подобное (а они ощущают, ибо, как сказал кто-то мудрый, – над каждой песчинкою надстоит свой ангел).
И вновь я вижу зеркальный шар, безопорно застывший в воздухе. Но только за ним уже не весенний лес. А поросли корабельных покачивающихся мачт проступающих из тумана на фоне хмурого неба.
Оборачиваюсь в противоположную сторону и замечаю: тропинка-то превратилась в арку небольшого каменного моста и вместо холма – туман, скрывающий, по видимому, речку тихую, по берегам которой островерхие малоэтажные домики со шпилями, почти сказочные…
Такое вот видение было. Не очень понимаю пока, как можно истолковать его. Но чувствую какую-то глубинную связь и с толкованием Пелевина на «там хорошо, где нас нет» и с философией Толле, которая разрешает СЕЙЧАС именно потому что философ понял, что на самом деле никакого «я» нет – и обрел блаженство (но, кажется, не признается в этом понимании никому, кроме самых близких учеников, опасаясь непонимания со стороны широкого круга).
