Стар был дед Семен. Давно жил в деревне, хоть и не родился здесь – с этапом пришел в тридцатых, да так и остался после лагеря. Тракторист нужен был всегда, а в войну его не взяли – хромым был после лагеря. Так вышло, что после войны на безмужичье и женился он быстро, хотя и как будто нехотя. Так и пережил Семен, ставший давно Семеном Михайловичем, и Сталина, и Хрущева, и Брежнева и распад Союза. И жену свою схоронил. Работал хорошо, пил мало, да что сказать, и не пил он практически.
Сын его уехал в город и весь теперь в заботах был, а внук временами из города наезжал. Вот и в этот раз внук приехал, да не просто приехал, а как с радостью великой кинулся сразу и еще издали закричал:
– Дед! Слушай, тут тебе компенсация положена!
Семен Михайлович сидел в доме, но окна были открыты и слышал крик внука хорошо.
– Чего раскричался! Заходи, давай.
Внук забежал в избу и снова, также возбужденно, только уже тише повторил:
– Компенсация, дед!
– За что компенсация? Ты, Володя, потише, давай, а то тут разнесут по деревне. Деньги не лишние.
Они прошли к столу, чай вскипел быстро и внук начал:
– Ты же, дед, в лагере сидел, так теперь можно денег получить, а еще можно и тебе заявление написать, чтоб отсюда в Краснодарскую переехать. Ну, в деревню твою…
Он думал, что дед обрадуется, но тот помрачнел и ничего не ответил. Потом помолчал еще и, наконец, отодвинув кружку, сказал:
– Вот что, Володя, забудь про это все.
– Да почему? Ты же пострадал, вон сколько сидел и туда вернуться не смог, реабилитация у тебя есть…
– Хватит, -оборвал его Семен, – ты то что об этом знаешь?
– Да что тут знать? Ты горбатился на них, а они тебя посадили ни за что, и сидел ты потом здесь без паспорта…
– Хватит! —дед уже почти крикнул и пристукнул кулаком о стол.
Внук, наконец, замолчал.
– Чего вы, молодые, знаете… – дед покачал головой, -все у вас кто-то другой виноват: Сталин, Берия, время такое. Только сами вы невиновны.
– Ты чего, дед? —Внук никогда не слышал от Семена Михайловича ничего подобного.
– Сам я виноват. Никогда ж тебе не говорил, как в лагерь-то попал, а ты и не спрашивал.
– Никогда. —признал Володя. Да, тема эта как-то не поднималась в семье, хотя он что-то знал из прошлого деда и иногда даже щеголял его мрачной биографией перед друзьями.
– Ну вот и пора, значит…
***
– Семен! Ты где ходишь! – председатель высунулся из окна по пояс и вовсю кричал во двор.
Дверь в кабинет распахнулась, вбежал румяный красавец:
– Звали, Егор Петрович?
Председатель повернулся в кабинет:
– Звал, Семен. Так, – он сел за стол, -сегодня поедешь трактор новый с прицепом забирать. В Красном поле на станции заберешь, назад поедешь, заночуй в Терновке, возьми там зерно на посевную. – он открыл пачку, вынул папиросу и, держа ее в руке, посмотрел в глаза Семену. – Смотри, зерно и трактор сторожи! Народ там воровитый. Вот тебе накладные. – Он закурил, откинулся на стуле, затянулся, выпустил дым и добавил: – Приедешь, вспашешь и засеем. Не опаздывай.
– Сделаем, Егор Петрович, – парень лихо повернулся на каблуках и присвистывая вышел на улицу.
Задача была ответственная, но и почетная – абы кому ее не поручили бы. Так что тихая радость теперь наполняла его. Ох, не зря он на курсы ходил, сколько гулянок пропустил, гармошку не раздвигал, теперь вот и дело! Лучший на курсах, хотя трактора толкового в колхозе и не было. И вот сбылось – он мельком глянул в документы – да! Именно «Сталинец»! Мощный мотор, гусеницы – почти танк, о чем еще мечтать! И выпить бы сейчас, да трактор ждет!
Домчались быстро, погонял Семен конюха. Придирчиво Семен осматривал трактор, подтягивал гайки, пробочки, просматривал каждый уголок, продувал трубочки и к вечеру трактор был готов. Еще минут пять молодой тракторист слушал мотор – не стучит ли, смотрел – не дымит ли слишком из трубы, но наконец, сел на сиденье и, вздохнув, тронул машину. Взревел мотор трактора, и сердце Семена забилось радостно. Гусеницы с лязгом пошли мешать весеннюю землю и, не торопясь, вынесли трактор на тракт.
Так, в лучах заходящего солнца и плыл Семен по раскисшему весеннему тракту на качающейся как лодка машине. Зашло солнце, и он включил фары и плыл дальше, пока не замаячили впереди справа огни Терновки.
Там уже имелись трактора, и можно было подзаправиться, да и поесть. Да и зерно надо было забрать. Холодок пробирал и хоть надел Семен фуфайку, да и от мотора теплом веяло, но все ж, хотелось чуток и поесть, отогреться – человек-то не машина.
Он гордо проехал по центральной улице к правлению, остановился под фонарем и дал гудок, потом еще раз. Мотор глушить не стал – мало ли, потом не заведется.
Наконец, из-за приоткрывшейся двери вылез заспанный старичок, почесал грудь и сиплым голосом спросил:
– Чего гудишь-то? Приехал тут, шумишь.
– Председатель где? Мне зерно получить надо. Да и переночевать.
– На свадьбе гуляет. Прямо две улицы и вправо. Там дом увидишь – окны горят, музыка вовсю идет, поют, пляшут.
– Сам-то чего не пошел? —усмехнулся Семен?
– Ну их, безбожников. —Старик нырнул обратно и запер дверь.
Катиться на тракторе по улочкам казалось глупым, и Семен все ж заглушил мотор, слез с трактора и пошел пешком по деревне. Свадьбу и впрямь было слышно издалека, да и изба светилась всеми огнями.
Немного помявшись, Семен вошел, но на него и внимания никто не обратил – все также кричали, смеялись, пели и пили. Председатель стоял рядом с молодыми, обнимая их. Как вмешаться в это торжество, Семен даже не знал, но все ж, что-то надо было сделать. А уже и ему кто-то сунул рюмку и снова грянуло: «Горько!», а потом пили за молодых, за колхоз, за Сталина, за председателя.
А после раздвинули столы и стулья, вышел гармонист – совсем мелкий парнишка —сел на табурет и начал играть, да чего-то так плохо, что заныла у Семена душа, и сказал Семен смело, даже себе удивившись:
– Не мучь гармонь, хлопец, дай сюда.
Взял у мальца инструмент, раздвинул меха, прилаживаясь, и хоть и не своя была гармонь и не так хороша, да как повел он на ней сперва в грусть, а после в радость, а после вальсы и плясовые, да так и играл всю ночь.