Место рождения писателя стало музеем – флигель московской Мариинской больницы для бедных. Лечебница – это всегда пристанище несчастных, «униженных и оскорбленных». А тем более больница для бедных, по соседству с которой располагались дом умалишенных, кладбище для бродяг и самоубийц, а также приют для подкидышей. Трудно удержаться от банальности: место рождения определило писательскую судьбу. Дух больницы для бедных остался с ним навсегда.
Инженер с писательским уклоном
Его отец никогда не улыбался. Восемь лет – с 1812 до 1820 года – Михаил Андреевич Достоевский служил военным врачом. Каждый день видел смерть, провел сотни ампутаций – разумеется, без наркоза – и вышел в отставку психологически раздавленным, раздражительным алкоголиком. Это важная грань писательского детства. Другая грань – богословская. Федор Достоевский рано познакомился со Священным Писанием. Много лет спустя он говорил о Книге Иова: «…одна из первых, которая поразила меня в жизни, я был еще тогда почти младенцем!» Вера всегда оставалась для него стержнем, основой, и лучшие страницы его произведений сопоставимы с пророческими озарениями.
Фёдор Достоевский
В 17 лет будущий писатель столкнулся с потрясением, которое аукнулось во многих его книгах. При запутанных, темных обстоятельствах погиб его отец в своем имении Даровом, куда он перебрался с младшими детьми после смерти жены. «Выведенный из себя какими-то неуспешными действиями крестьян, а может быть только казавшимися ему таковыми, отец вспылил и начал очень кричать на крестьян. Один из них, более дерзкий, ответил на этот крик сильною грубостью и вслед за тем, убоявшись последствий этой грубости, крикнул: «Ребята, карачун ему», и с этими возгласами все крестьяне, в числе 15 человек, накинулись на отца и в одно мгновение, конечно, покончили с ним», – вспоминал младший брат писателя Андрей. Впрочем, официально Михаил Андреевич скончался от апоплексического удара.
Дом, где родился писатель
В то время по настоянию отца Федор учился в петербургском Главном инженерном училище – армейском и по духу, и по сути. Сам государь Николай I считал себя военным инженером – и представители этой престижной профессии в России не знали нужды. Конечно, это было приключение – разлука с Москвой, с родными. Воспитанники училища жили в том самом Михайловском замке, в котором убили императора Павла I. Хотя Достоевский прошел здесь полный курс наук, уже тогда литература значила для него куда больше любых чертежей и конструкций. Среди товарищей он слыл замкнутым и даже несколько заносчивым одиночкой. Правда, с первых дней учебы у него появился единственный, зато драгоценный друг – Дмитрий Григорович, сын гусара и француженки, тоже мечтавший о литературном поприще. Григорович – человек мягкий и негорделивый – восхищался острым умом своего молчаливого приятеля и, по собственному признанию, полностью подпал под его влияние. Они всласть говорили и о Рафаэле, и о Бальзаке, роман которого «Евгения Гранде» Достоевский пытался переводить. Осенью 1844 года друзья поселились вместе, в одной квартире. Они делили безденежье, неделями питаясь одними булками и ячменным кофе. Ничто не уничтожило их дружбы, которая продолжалась несколько десятилетий, в том числе литературные дрязги, хотя Достоевский – такой уж характер! – даже Григоровича не подпускал слишком близко.
Может быть, поэтому в череде уязвленных, страдающих и замышляющих злодейства героев Достоевского есть один на удивление надежный «обыкновенный человек» – Дмитрий Разумихин, друг Раскольникова. Судя по всему, если бы не многолетняя дружба с Григоровичем, не родился бы и Разумихин…
С товарищем по училищу связан и триумфальный литературный дебют Достоевского. Тайком ото всех он написал свой первый роман – «Бедные люди», горькую историю несчастной любви в письмах. Григорович – человек общительный, едва ли не лучше всех в Петербурге говоривший по-французски, – рано начал вращаться в литературных кругах. Он знал, что поэт и издатель Николай Некрасов собирает новый альманах – «Петербургский сборник», который наверняка станет сенсацией сезона. Григорович и передал первый роман Достоевского Некрасову с самыми восторженными рекомендациями.
Поэт просидел над «Бедными людьми» до глубокой ночи, восхищался и плакал. На следующий день ранним утром он принес рукопись Виссариону Белинскому – самому влиятельному литературному критику России – со словами: «Новый Гоголь явился!» «У вас Гоголи-то как грибы растут», – проворчал Белинский, но, прочитав роман, воодушевился не меньше Некрасова.
Они наговорили Достоевскому комплиментов, и начинающий автор простодушно предложил, чтобы каждая страница его книги в публикации была обведена черной каймой – с целью выделить сие гениальное произведение среди других рассказов, повестей и очерков. Конечно, Некрасов на это не пошел. Потом их ждали цензурные рогатки, но в итоге первый роман Достоевского стал одним из самых ярких русских литературных дебютов. И даже гонорар ему выплатили почти в два раза больший, чем изначально обещали.
В 1846 году дебютант стал появляться в литературных кругах. «С первого взгляда на Достоевского видно было, что это страшно нервный и впечатлительный молодой человек. Он был худенький, маленький, белокурый, с болезненным цветом лица; небольшие серые глаза его как-то тревожно переходили с предмета на предмет, а бледные губы нервно передергивались», – вспоминала Авдотья Панаева, примадонна русской словесности того времени, перед которой неискушенный автор «Бедных людей» непритворно робел – совсем как князь Мышкин перед Настасьей Филипповной.
Он не умел с изяществом и иронией держаться в обществе. Всерьез считал себя гением – и демонстрировал это, снисходительно беседуя с другими литераторами. Конечно, над ним принялись потешаться. Самым болезненным ударом стала эпиграмма, сложенная веселой литературной компанией, которой верховодил Иван Тургенев:
Витязь горестной фигуры,
Достоевский, милый пыщ,
На носу литературы
Рдеешь ты, как новый прыщ…
Достоевский никогда не простил Тургеневу этой аристократической колкости. Он не стал сотрудничать с редакцией журнала «Современник», которую возглавил Некрасов, и даже при встрече на улице не кланялся недавним приятелям.
Литературу он не бросил, но вскоре очнулся в кругу отчаянного социалиста Михаила Петрашевского – и увлекся самыми радикальными революционными идеями. Каждую пятницу молодые люди собирались в библиотеке Петрашевского, обсуждали запрещенные книги, говорили о необходимости политических реформ. Достоевский читал бунтарское письмо Белинского Николаю Гоголю и с жаром декламировал «якобинского» Гаврилу Державина: