Праздник в честь нашей младшей дочери уже в самом разгаре.
Ей сегодня исполнялось восемь, а я только и могла думать о том, что ее родная мама не застала свою девочку в этот и другие годы.
Инна умерла, когда Вере исполнилось пять.
Пока что она вспоминает ее, но я вижу, как меркнет эта память о ней. Прошло три года с тех пор, как Вера переступила порог нашего дома как еще один член семьи. Мы не различаем ни Оксану – нашу старшую дочь, ни ее. Они обе наши.
Для нее я мама, а она моя дочка. Герман, разумеется, считает так же.
Он показал себя отличным отцом с нашей девочкой, поэтому я не могла ничего иного ждать к дочери своей сестры-близнеца.
То время потери было сложным. Герман с Инной имели ту самую связь, которая сложнее и непонятнее нам. Но она определенно существует. И моему мужу пришлось тяжело без своего фактически второго «я».
Я знаю Германа двадцать лет, из которых девятнадцать как своего мужа, поэтому я могу сказать, как мы тяжело переносили смерть Инны. Боль утраты была схожа с паутиной, оплетшей всю семью. Но постепенно путы стали спадать. Теперь мы были родителями сразу двух детей с разницей в возрасте в восемь лет. И мы справлялись каждый божий день. Шаг за шагом, как семья.
Я прохожу по заднему двору, нашего дома и вижу, что единственная кому не особо интересен праздник – это Оксана.
Подхожу ближе и сажусь рядом на пластиковый стул.
– Как дела?
Она отрывается от телефона, в котором все это время была потеряна и смотрит вокруг.
– Нормально. А у тебя?
– Совсем не интересно?
– Мам, когда мне было восемь, я гарцевала как Верка.
– А сейчас тебе семнадцать и можно не веселиться?
– Ну ма, – закатывает глаза.
– Я просто не хочу, чтобы вся твоя жизнь заключалась в этом экранчике, – указываю на ее телефон.
– Я общалась по поводу экзов с девчонками.
– Экзов?
Она снова закатывает глаза, и мы вместе улыбаемся.
– Нужно было и Олю позвать сюда.
– Она дома с мелким, ее мама уехала встречать подругу.
– И все же, ты бы обратила внимание на праздник. Ну а если тебе интересно, то я точно не отказалась от помощи.
– Я тебя услышала. Сейчас помогу.
– Благодарю. Папу не видела?
– Они с бабушкой пошли в дом.
– Хорошо. Ты можешь заменить салфетки и убрать пустые тарелки.
Встаю и ухожу в сторону дверей, которые ведут в гостиную. Я люблю этот дом. Мы переехали сюда сразу после того, как оформили Веру в нашу семью и ни разу не пожалели.
В доме абсолютная тишина, которая меня смущает.
Я была уверена, что Герман пошел со своей мамой за подарком. Но судя по тому, что я не слышу ни звука они… На самом деле, даже понятия не имею, что они могут делать. Разве что их тут просто нет.
Но я все равно иду по холлу между кухней и гостиной. А дойдя до коридора, из которого идут двери в спальни, в том числе и нашу понимаю, что они оба в главной.
Сама тишина заставляет двигаться тихо, хотя я не нахожу в этом причины. Однако подойдя к двери, я начинаю зачем-то прислушиваться и то, что долетает до меня, пронзает насквозь ржавой стрелой мое доверчивое сердце и не оставляет шанса на выживание.
– Не дай бог, если Мила узнает правду рождения Веры, – со вздохом произносит свекровь.
– Именно поэтому ты будешь продолжать молчать, мама, – резко отвечает ей мой Герман.
– Буду, – снова протяжной вздох. – Но правду все равно не утаишь. Она твоя дочь и если Мила узнает…
– Три года как-то удавалось скрывать и еще столько же смогу. Моя жена не узнает, что Вера мне родная дочь, а сестре была лишь племянницей, об этом знаем только мы двое и все.
Не выдержав, я толкаю дверь обнародовав себя и пригвождаю обоих людей, ведущих свою мерзкую беседу своим взглядом.
– Что ты сказал, Герман? – вопрос слетает с моих губ, а сзади внезапно появляется Вера.
– Мама?
Я оборачиваюсь и неожиданно для себя, не чувствую к ней ничего. Абсолютно ничего. Только боль, растекающуюся в моей груди.
9,5 лет назад
Герман
Просыпаюсь посреди ночи и не сразу понимаю, что меня разбудило. Затем чувствую, как рядом со мной мечется в ночном кошмаре моя жена, начинает всхлипывать.
Развернувшись к ней лицом, я обхватываю ее руками и, прижав к себе, удерживаю тело, которое норовит вырваться. Ее дыхание становится прерывистым.
– Ш-ш-ш… тише родная. Тише… просто кошмар. Просто сон, слышишь?
Она расслабляется и еще раз всхлипнув обнимает меня, переплетая свои ноги и руки с моими. Так, что не остается понимания, где заканчиваюсь я и начинается она.
Мила становится все тише и тише, пока не успокаивается окончательно. Сейчас она уже обнимает меня осознанно и ищет поддержки.
– Это был такой странный сон, – говорит надломлено, еле слышно.
– Ты можешь мне его рассказать? – глажу ее по голове своей ладонью, успокаивая.
– Нет… Не было четкой картинки. Просто хаос, но одно постоянное чувство страха. Это ужасно жутко.
Сильней обнимаю ее и целую в висок.
– Это уже третью ночь подряд, Мил, – напоминаю ей мягко.
– Знаю, – ощущаю ее дыхание на своей шее.
– Может сходить к терапевту?
– Думаешь?
– Почему нет? Если тебя что-то беспокоит, то лучше это решить сразу.
– Хорошо, я запишусь. Но знаешь, внутри такое чувство плохое. Не знаю, как описать. Подташнивает от волнения какого-то.
– Твое волнение проявляется каждый раз, когда у меня смена, родная, – улыбаюсь.
Жена поднимает голову и смотрит на меня долгим волнительным взглядом.
– Ты же не в банке работаешь.
– Да. Твой муж спасатель.
– Поэтому пообещай мне…
Я не даю ей договорить и прижимаюсь к ее притягательным губам своими.
– Обещаю, быть очень осторожным.
Целую неторопливо, растягивая момент, разделенный на двоих.
– Я сохраню твое обещание.
– Хорошо, – отвечаю и принимаюсь снова целовать, пока не замечаю часы на ее тумбочке у кровати:
– Через три минуты зазвонит будильник. Будем вставать?
– Не-а, мы поваляемся эти три минуты в обнимку, – отвечает она и накидывает на нас одеяло, накрывая им головы.
– Отличный план.
Смеюсь и притягиваю ее к себе плотнее, пока она забирается на мои бедра веселясь.
Я люблю ее долгие годы.
Она была студенткой факультета изобразительного искусства, когда я уже закончил свою службу и готовился работать в штате пожарных нашего города.
У нас были учения в институте, где училась Мила.
И когда на их паре случился «пожар» я спасал именно ее, влезая в окно на кране пожарной машины.
Эти секунды, пока нас спускали на землю, длились так долго, что их хватило влюбиться в эту прекрасную и очаровательную девушку раз и навсегда. О чем я не пожалел ни разу за прошедшие десять лет со дня свадьбы.
Когда будильник все же отвлекает нас от утренних объятий и ласк, мы с трудом и большой неохотой отрываемся друг от друга.
Вместе идем в ванную. Умываемся и приводим себя в порядок. И только потом выходим на кухню.
