На фестивале Burning Man я попадал в объективы фотоаппаратов едва ли не чаще всех остальных жителей планеты и в то же время успешнее всех в современном мире уходил от непрестанного надзора.
Я поправил бурнус, закрыл нос и рот, подоткнул края под оправу больших исцарапанных защитных очков. Солнце стояло высоко, температура перевалила далеко за сорок, а под расшитым хлопковым шарфом дышалось еще тяжелее. Но порывы ветра поднимали с земли тучи мелкого гипсового песка, обманчиво мягкого, будто тонкая пудра, однако щелочи в нем было столько, что глаза жгло как огнем и кожа покрывалась трещинами. После двух дней в пустыне я понял, что лучше изнывать от жары, чем задыхаться от пыли.
Почти у каждого в руках была какая-либо съемочная техника – большей частью, конечно, мобильные телефоны, но попадались и большие зеркалки, и даже старомодные пленочные фотоаппараты. Была даже настоящая старинная камера с фотопластинами, оператор которой прятался от пыли под огромной черной накидкой – от одного взгляда на нее мне стало еще жарче. Вся техника была надежно защищена от всепроникающей мелкой пыли, чаще всего самым простым способом – в пакете с застежкой. Именно так я и упаковал свой телефон. Я медленно развернулся, охватывая панораму, и увидел бредущего мимо человека. Он держал за веревочку огромный гелиевый воздушный шар. Тот плыл в сотне ярдов над головами, а снизу к нему была подвешена цифровая видеокамера. Человек с воздушным шаром был совершенно гол.
Ну, не то чтобы абсолютно. На ногах у него имелись ботинки. Я его прекрасно понимаю: пыль, покрывающая пустынную землю, плохо действует на ноги. Эта беда хорошо знакома всему здешнему населению. Щелочная пудра въедается в кожу, высыхает плотной коркой, подошвы трескаются и шелушатся. Ужасно неприятная штука.
Ежегодный фестиваль Burning Man длится всю последнюю неделю августа и заканчивается в День Труда – первое воскресенье сентября. Он проводится в самом сердце штата Невада, в пустыне Блэк-Рок. Там, в невыносимой жаре и пыли, собираются пятьдесят тысяч человек. Они строят огромный город под названием Блэк-Рок-Сити – и все до единого участвуют в фестивале. Назвать кого-нибудь «зрителем» – самое страшное оскорбление. Каждому участнику положено заниматься чем-то интересным и любоваться на то, чем заняты другие, поэтому у всех есть фотоаппараты. На фестивале каждый сам себе актер, режиссер и художник.
Я‐то голышом не разгуливал, но все открытые части моего тела были разрисованы хитроумными мандалами. Нарисовать их цинковыми красками предложила мне одна дама возраста моей матери, наряженная в свадебное платье с цветными разводами, и работу свою выполнила на славу. В этом еще одна характерная особенность Burning Man – вся здешняя экономика держится на подарках. Ты просто разгуливаешь по городу и предлагаешь каждому встречному что-нибудь хорошее, и благодаря этому атмосфера в целом получается удивительно приятная. Нательные рисунки этой художницы выглядели потрясающе, и под прицелами бесчисленных камер я вразвалочку брел по открытой пустыне в сторону Девяти часов.
Блэк-Рок-Сити – вполне современный город: в нем есть общественная санитария (портативные биотуалеты с похабными стишками о том, что внутрь нельзя бросать ничего, кроме туалетной бумаги), электричество и интернет (на Шести часах, в главном лагере посреди кольцеобразного города), что-то вроде правительства (некоммерческая организация, проводящая фестиваль), несколько местных газет (все они гораздо интереснее, чем газеты в реальном мире), дюжина радиостанций и полностью добровольная полиция (рейнджеры Блэк-Рок, обычно патрулирующие в балетных юбочках, цыплячьих костюмах или просто в блестках), а также многие другие блага, привычные для современного мира.
Но вот чего здесь нет, так это государственных систем наблюдения. Ни видеокамер, ни контрольно-пропускных пунктов – разве что билетная касса у главных ворот; никто не спрашивает удостоверения личности, не обыскивает сумки, не обвешивает тебя радиомаячками, телефонные операторы не следят за твоим передвижением. И вообще мобильные телефоны тут не работают. Никто не садится за руль – здесь ездят только диковинные арт-мобили, зарегистрированные в Департаменте машин-мутантов, поэтому на дорогах нет камер, считывающих автомобильные номера, и терминалов для транспондеров. Вайфай всегда открыт и доступен без регистрации. Участники Burning Man дают добровольное согласие не использовать фотографии в коммерческих целях, и правила хорошего тона требуют спросить у человека разрешения на съемку.
Итак, я в клубах пыли прошелся перед объективами, красуясь и потягивая воду из бутылки, постоянно пристегнутой на поясе. Вода поступала в рот через трубочку, спрятанную под сине-серебристым бурнусом. Я был наблюдателем и при этом находился у всех на виду, находился на виду и при этом ускользал от беспрерывного наблюдения, и это было великолепно.
– Эге-ге-гей! – прокричал я сквозь пыльную пелену, обводя взглядом арт-мобили, обнаженных людей и возвышающуюся прямо надо мной исполинскую деревянную фигуру, взгроможденную на вершину пирамиды в этом глухом уголке пустыни. Это и был тот самый Человек[1], в честь которого назывался наш фестиваль, и его предстояло сжечь через три дня. Поскорее бы!
– Ты, кажется, в хорошем настроении, – произнес у меня за спиной джава[2]. Даже со встроенным в защитную маску тон-шифтером, изменяющим тембр звуков, голос закутанного в плащ обитателя песков показался очень знакомым.
– Энджи! – воскликнул я. Нам не удавалось пересечься с самого утра, с той минуты, когда я проснулся на час раньше ее и выскользнул из палатки встречать рассвет (он был потрясающий). После этого мы целый день оставляли друг другу в лагере записки с указанием мест, куда собираемся дальше. Энджи трудилась над костюмом джавы все лето, шила его из охлаждающих полотенец, которые задерживают испаряющийся пот и направляют его обратно на тело, чтобы он испарился снова. Вручную выкрасила балахон коричневыми пятнами, сшила из него что-то вроде монашеской рясы, перетянула ремнями крест-накрест. Перевязь подчеркивала ее груди, придавая всему наряду необычайно воинственный вид. Она еще не надевала свой костюм на публике и сейчас, под палящим солнцем, прекрасно вписывалась в пейзаж, весьма эффектно воплощая образ обитателя пустынь с планеты Татуин. Я обнял ее, и она в ответ стиснула меня руками с такой силой, что перехватило дыхание. Таково было ее фирменное приветствие в борцовском стиле.
