…Звезды… Мириады звёзд усыпали ночное небо, от края горизонта до края… Темные вершины гор закрывают часть из них, возвышаясь своими конусами вокруг и бросая свою тень на военный лагерь, расположенный в их теснинах. Лагерь создан и укреплён с точки зрения военной инженерии великолепно. Мощные бастионы валов направлены в сторону, откуда можно попасть в лагерь вражеским силам. Перед валами расположена цепь и скрытая схема «волчьих ям» и «ежей». Везде врагам приготовлены ловушки и сюрпризы. Эти места для них так страшны, что последний раз к лагерю они приближались на расстояние полёта стрелы уже год назад, изрядно полив серые и коричневые гряды камней своей кровью. Это была последняя их попытка взять штурмом цитадель Баркидов на горе Эрик… Оставляя тысячи трупов, они бежали вниз по склонам. А победоносная «священная» конница Гамилькара гнала их почти до Панорма…
На одном из уступов утёса, стоит человек. Несомненно, это военный. Его алый плащ слегка вздрагивает от колебаний ночного, тяжёлого своей сыростью, воздуха, пробивающегося со стороны моря, сквозь теснины скал и гавани, расположенной внутри них, где-то там, глубоко внизу. Темнота скрывает очертания фигуры человека, лишь его плащ, освещаемый почти потухшим факелом, воткнутым в землю за его спиной, раздувается время от времени и через это движение своего полога, делает силуэт человека заметным, сквозь непроглядный мрак ночи. Взор человека направлен в сторону гавани. Но там, внизу в тумане, трудно что-либо разглядеть и скорее всего, человек погружен в себя и мысли его, пробивая черноту ночи и сумрак тумана, устремлены куда-то намного дальше гавани у горных теснин. Глубокое раздумье человека прерывает рычание собаки и от ног человека отделяется небольшой серый ком, который взъерошив шерсть, рычит куда-то в сторону тропинки, ведущей от утёса к лагерю.
– Тихо, Кукла, тихо! – поворачивается человек. Он треплет за ухо небольшое, серое существо, несущую незримую вахту у его ног, – Молодец, хорошо сторожишь! – Хвалит собаку человек и поворачивается к тропинке.
К этому времени, уже слышен топот нескольких пар ног, поднимающихся на утёс, со стороны лагеря. Вот уже заметны огни зажжённых факелов и наверх утёса взбираются несколько человек.
– Что, Теоптолем?
– Они в бухте. Акрисий и Безерта, проводившие их гептеру по фарватеру меж подводных скал и мелей, пристали первыми. Они говорят, на борту делегация! Во главе: сын казнённого Бомилькара и Верховный Жрец Капитон.
– Капитон? А что, этой подлой змее Молоха, нужно в моем лагере? Неужели, правда, что это «проклятье» нашего города Священная Каста, снова поднимает голову?
– Вот поэтому, во избежание срыва целей делегации, вровень ему поставили Сарафа, Гамилькар! На этом настоял совет Магнатов!
– Совет Магнатов?! – в голосе Гамилькара звучит досада, – Я, уже, в который раз замечаю, как в нашем городе подменивается структурное управление, утвердившееся в веках! Совет Магнатов раньше не вступал в прения по политике города. Обходились, лишь, расширенным Советом суффетов и советом пентархий. А теперь значит, все изменилось?! Неслучайно, Священная Каста поднимает голову!
Гамилькар покачал головой.
– Что прикажешь делать, Гамилькар? – Теоптолем переминался с ноги на ногу, – Куда мне их отвести?
– Проводи их в столовую, что расположена рядом с шатром Совещаний! Пусть подкрепятся. Я спущусь чуть позже! Есть над чем поразмыслить! Да, Теоптолем! – окликнул, повернувшегося военачальника, Гамилькар, – Оставьте мне один из факелов – мой выгорел полностью.
Пришедшие, воткнули факел у ног Гамилькара и, развернувшись, стали спускаться с гребня утёса. Гамилькар смотрел им вслед…
В свете факела, теперь можно, рассмотреть черты этого человека. Это мужчина, лет сорока с небольшим. Его глаза светятся огнём ярчайших событий, произошедших в судьбе этого человека. Но, эта не лёгкая доля в его судьбе, не сломала и не согнула стальную волю его характера и огонь, горящий в его глазах, является не следствием отражения языков пламени, стоящего рядом факела, а скорее факел подпитывается энергией пламени, незримо исходящей из глаз Гамилькара. Это пламя горело в глазах Гамилькара давно, но особенно яростно, оно загорелось с добавлением судьбой в него топлива мести, после того, как римский флот коварно напал на карфагенскую флотилию, перевозившую членов семей воюющих в Сицилии граждан Карфагена. В составе той флотилии, находился и корабль с Клариссой. Она возвращалась после годовой разлуки с Гамилькаром, из испанского Гадеса. Вместе с ней находились младшие сыновья и уже взрослеющий Магон. Они все вместе предвкушали радость встречи с отцом, когда, совершенно неожиданно, на горизонте, появилась эскадра Римской республики! Кларисса, отправляясь в плавание, оставила в Гадесе дочерей и Гасдурбала, а сама уже больше не смогшая выносить долгую разлуку с Гамилькаром, поплыла показать ему родившегося, годовалого сына. Она даже не дала ему имени, собираясь сделать это вместе с Гамилькаром. Флотилия, состоявшая из тяжёлых грузовых, торговых кораблей, не могла состязаться в скорости с военными галерами. И поэтому сразу легла в дрейф, поджидая подхода эскадры республики. Но среди неё находилась одна гемиола и у Клариссы была возможность уплыть на ней! Но Кларисса отправила на ней только своих младших сыновей, Магон пожелал остаться при матери в сложившейся ситуации. А Кларисса не захотела обособляться от других ввиду опасности и показать другим, пример спокойствия и хладнокровия. В то время, действовало негласное правило – военные доктрины воюющих государств не распространяли военных действий против торговых кораблей обеих сторон. И поэтому, корабли в самом крайнем, худшем случае могли только разграбить или реквизировать находящийся в их трюмах груз. Корабли везли различное продовольствие и поэтому все ждали, что римляне просто реквизируют груз продовольствия. Каково же было их удивление и растерянность, когда римские галеры легли на курс атаки и, несмотря на все знаки, которые подавали им карфагенские торговцы, не сменили его… Это было три года назад…
