С Анри де Сегюром, племянником бригадного генерала, в свое время входившего в окружение Наполеона, мы познакомились первого октября тысяча восемьсот сорок девятого года. В тот день я, ещё совсем юный Морис де Шуазёль, впервые переступил порог Императорского лицея.
Сегюр был не старше меня, но гораздо сильнее. Во время неизбежных стычек новичка с задиристыми сверстниками он всегда защищал меня. Это покровительство незаметно переросло в дружбу, открыв мне причудливый, немного взбалмошный нрав Анри и его удивительную склонность к мистике. Если я проявлял интерес к наукам, то Сегюр, напротив, обожал obscurum per obscurius (1). Порой мне казалось, что для него мистика – это продолжение детских фантазий, попытка уйти от обыденности и пошлости жизни, готовящей ему расписанную на годы вперёд карьеру чиновника в Министерстве иностранных дел.
Самым трепетным увлечением Анри были те книги, которые именовались «гримуарами». Обычно они содержали свод магических правил, описания ритуалов и способов изготовления талисманов, рецепты различных зелий, заклинания для вызова духов. Гримуар был настольной книгой колдуна, которой он пользовался и которую постоянно пополнял новыми сведениями.
Что скрывать, порой и я заглядывал в эти учебники магии. Большинство их претендовало на архаическое происхождение, в них использовались тексты на древних языках. Но, сличив одинаковые источники разных столетий, я убедился, что первоначальное содержание изменилось до неузнаваемости из-за ошибок и дополнений, внесённых многочисленными переписчиками. Современные гримуары существенно отличались от старинных, и смысл их был безнадёжно искажён. Что толку от магического заклинания, произнесённого неверно! Я твердил об этом Анри, но он возражал, что не всё в этих книгах – плевелы, есть и вполне годные зерна.
–Ты лишь зря тратишь время и подвергаешь опасности спасение своей души. Всё это ересь, – уверял я его.
Но друг не желал меня слушать.
Когда мы вышли из стен лицея, я, мечтая о педагогическом поприще, по протекции отца был устроен в Сорбонну, а путь Анри, как и ожидалось, привёл его в Министерство иностранных дел. Однако разные жизненные стези, выбранные нами, не прервали нашей дружбы, скорее, напротив, Анри, отсидев день в министерских кабинетах, тем охотнее навещал меня в тишине Сорбонской библиотеки. И его по-прежнему манили загадочные запретные книги, повествующие о тайнах мира.
История, которую я собираюсь поведать, произошла, когда оба мы давно вошли в зрелый возраст и обзавелись семьями. В тот недоброй памяти день мы с Сегюром долго бродили по набережной Сены. Мой друг, как обычно, внимательно разглядывал редкие книги на букинистических лотках. Потом, заболтавшись, мы очутились на неприметной улочке в районе Сент-Амбруаз.
– Что это? – удивлённо спросил Анри, подходя к небольшому магазинчику, стиснутому справа и слева двумя помпезными зданиями.
Надпись на вывеске сообщала, что перед нами – антикварная лавка мсье Дюбоннэ. Я никогда раньше в ней не бывал, хоть и неоднократно проходил мимо. Оказалось, магазинчик ломился от продававшихся здесь старинных жирандолей, фарфоровых ваз, потемневших портретов в резных рамах и прочих подобных вещей. Вдоль пары стен стояли шкафы, набитые старинными книгами. Сегюр, не удостоив вниманием картины и дорогие безделушки, сразу направился туда. Пробежав опытным глазом по корешкам и обрезам, он вдруг замер и изумленно воскликнул:
– Будь я проклят, Шуазёль, посмотри-ка! Неужели это Книга Абрамелина?!
Передо мной на полке за стеклом лежал толстый том в кожаном переплёте, потёртом и растрескавшемся, с дырами на углах, в которые выглядывала деревянная основа, покоробившаяся от времени. Две резные, почерневшие серебряные застёжки в форме львиных голов, поразительно изящной работы, надёжно держали в плену пергаментные страницы с обтрепавшимися краями. На обложке тускло поблёскивали полустёршиеся золотые буквы тиснёного названия.
Разглядывая старый фолиант горящими глазами, Сегюр торопливо, взволнованно забормотал:
– Считается, что этот гримуар написан магом Абрамелином. До нас дошла лишь рукописная копия восемнадцатого века, хранящаяся в Библиотеке Арсенала. Абрамелин утверждал, что почти любой может научиться волшебству по его книге и при помощи сверхъестественных сил получить беспредельную магическую власть над духами, заставив их себе служить. – Анри порывисто схватил меня за руку. – Представляешь, Шуазёль, тот, кто это сделает, сможет овладеть всей людской мудростью, приобрести любовь любого человека, найти все клады, сделать себя невидимым, вызывать и подчинять себе духов, летать по воздуху, излечивать болезни, изменять свой облик! Впрочем, до сих пор прочесть этот манускрипт никому не удавалось: он написан на диалекте арамейского, но текст зашифрован, и ключ к нему никто не может подобрать. Ходили слухи о том, что существует старинный перевод Книги Абрамелина на латынь. И вот он перед нами! Я не верю глазам! Этот уникум существует! Рассмотреть бы его получше, но тут, как назло, настоящий полумрак! Где же хозяин лавки?
Анри с трепетом коснулся стекла, за которым лежал фолиант.
– Старые вещи не любят солнечный свет, – проскрипел за нашими спинами надтреснутый голос.
Обернувшись, мы увидели пожилого господина в красной турецкой феске, испачканном пылью старомодном сюртуке и с седыми, словно тоже запылёнными, редкими волосами до плеч. Судя по всему, перед нами стоял владелец этого магазинчика.
Коротко поклонившись на наше приветствие, он продолжил:
– Вы совершенно правы, мсье. Это латинский перевод Книги Абрамелина. Единственный, сохранившийся до наших дней, потому что инквизиция преследовала владельцев гримуара и сжигала их вместе с этой книгой. Мне она досталась по случаю от одного богатого галантерейщика, Жюля Мармонтеля. Когда торговец скоропостижно умер, его наследники решили распродать с молотка оставшееся имущество. Избавились и от этого фолианта. О его истинной стоимости невежественные глупцы даже не подозревали. – Старик потер ладони друг о друга. – Но в вас я вижу подлинного знатока и ценителя. Мне приятно, что вы разделяете моё восхищение этим раритетом.
– Я хочу приобрести его у вас, мэтр Дюбоннэ! – воскликнул Сегюр.
– Это невозможно, мсье, – отрезал антиквар, поджав губы, и предложил уже любезнее. – Возьмите лучше «Естественную историю» Бюффона, все сорок четыре тома. Прекрасная сохранность. Отдам недорого. Вот «История насекомых» Реомюра в шести томах. Почти три сотни восхитительных складных гравюр. Тоже много не запрошу. А эта книга не продаётся, мсье. Она – настоящая жемчужина в моей коллекции.
