Из цикла «Деревенькины сказы»
Посвящается бабушке Соне
СОФОЧКИНО РОЖДЕСТВО
В тех краях, до сих пор довольно глухих и по преимуществу сельских, старого паромщика Дед Дедыча все знают. Паспортного имени его никто уже и не помнит, а он и не в обиде. Давным-давно старик на пенсии, и по выслуге лет на речном транспорте у него проезд бесплатный. Сам он страсть как любит поговорить, а потому каждый божий день катается на местных корабликах по широкой реке по делу и без дела, собирая вокруг себя пассажиров и сказки сказывая. Есть у него любимая – про Софочку. История длинная, но не скучная. «Потому как правдивая», – не забывает отметить Дед Дедыч, многозначительно указуя глазами в небесную высь. Местные жители былину эту знают наизусть, однако монолога Дед Дедыча никогда не пропускают, порой подлавливая его на новых подробностях и приукрашиваниях и по-доброму над стариком посмеиваясь. Однако к концу истории слушатели неизменно затихают и призадумываются: у кого-то глаза на мокром месте, кто-то вздыхает, а кто-то грустно улыбается.
Редко когда появляется на кораблике человек приезжий, а когда такое случается, Дед Дедыч к гостю так и липнет. Подойдет, бывало, не стесняясь, вплотную, почти прижмется.
– Церква-то, вона она, – покивает, сам с собой соглашаясь, – Ага.
Ожидая расспросов, потопчется, поморгает, а не дождавшись отклика, у гостя прикурить попросит и опять за свое:
– Церква-то, а?
Так и не получив ответа, тронет пассажира за рукав и укажет на предмет интереса пальцем.
– Я говорю, церква-то Софочкиной зовется. Ага… Знашь, отчего так? Сказать?
Пассажир пожмет неопределенно плечами, а Дед Дедычу только того и надо. Взъерошив реденькую бородку, он громко крякнет и начнет свою тысячу раз сказанную историю. Хочет-не хочет, а прислушивается новичок к рассказу, и вскоре собирается вокруг старого паромщика целая компания. Потревоженный пассажир снисходит наконец и обращает свой взор на высокий пригорок, где над волнующимися под ветром густыми еловыми кущами – будто это и не лес вовсе, а море зеленое – словно маяк, белеет часовенка. Без затей построенная, с золоченым куполом-маковкой, нескоро исчезнет она из виду, потому как венчает высокий холм и видно ее из самого далёкого далека и с реки, и с берега.
Не далее, как прошлой весной, сразу после ледохода, жертвой Дед Дедыча оказался мой старый знакомый, командированный в те края по срочному делу. Немало впечатлившись, он-то и пересказал мне эту историю во всех подробностях, утверждая, что не добавил от себя ничего лишнего. В правдивости пересказа, в свою очередь, смею заверить читателя и я, сознавая при этом, что такие легенды, передаваясь из уст в уста, неминуемо претерпевают изменения. Впрочем, уверена, что суть их остается прежней. А посему доверьтесь рассказчице и послушайте…
Давным-давно на берегу здешней полноводной реки построили люди поселок. Жители в этом поселке, вопреки суровому климату, как на подбор рождались веселыми, здоровыми и к жизни во всех смыслах расположенными. С каждым годом росло село и ширилось. Ни засушливое лето, ни морозная зима, ни весенние паводки – ничто этому помешать не могло. Словно заговоренное, выбиралось село вместе со своими жителями из любой климатической неприятности. И всё в селе было, только школы недоставало. За добрый десяток километров ребятишки в церковно-приходскую школу ходили. К тому же из года в год зимой дороги так заметало, что приходилось детям школу пропускать.
Настало время, и явилась в селение новая власть, которая тех, кто победнее, в колхоз объединила. Не всем сельчанам власть эта по душе пришлась, много неприятностей она натворила. Однако нет худа без добра: на волне колхозного энтузиазма удалось местным жителям выторговать у новой власти школу – малюсенькую, да свою.
Учились в той школе деревенские дети с первого по четвертый класс. А учительницу председатель колхоза из большого города пригласил. Рано овдовевшая, с двумя слабыми здоровьем детишками-погодками, она этому приглашению несказанно обрадовалась.
Звали учительницу София Никаноровна. Родом она была из семьи разночинца, – дружной, многодетной, взрастившей детей в добре, любви и уважении друг к другу и всему окружающему. Софочка с отличием окончила гимназию, а после – университет. С детства отличалась она кротким нравом и тихим голосом. Кротость, однако, соседствовала в её характере с необыкновенной стойкостью. Стоило кому-нибудь начать с ней на повышенных тонах разговаривать, как голос её становился еще тише обычного и, чем больше распалялся нападающий, тем тише, мягче и спокойнее отвечала учительница. Иных скандалистов доводила Софочкина выдержка до бешенства. А те, что поспокойнее, напротив, видя в ней нрав доброжелательный, быстро остывали и в себя приходили. Но какого бы норова сельчанин ни был, всякий к Софочке с почтением относился.
В школе София Никаноровна своим правилам не изменяла, – голоса на детей, пусть даже хулиганистых, никогда не повышала и на уроках говорила тихо. Дети слушали её, затаив дыхание и меж собой звали «наша Софочка». А вслед за детьми все сельчане Софию Никаноровну так величать стали. Приняли учительницу в селе как свою, потому как шли от нее добро и заведенная в тех краях расположенность к жизни. И хотя глаза учительницы были всегда грустны, её улыбка, теплая и искренняя, Софочкин положительный настрой выдавала.
Было у Софочки две слабости – цветы и чтение. Все полки в её доме были плотно уставлены книгами. Каждая книга была Софочкой прочитана, и лишь считанные, приобретенные недавно на книжных развалах в райцентре, терпеливо ждали своей очереди.
Что же до другой слабости учительницы, будь на то Софочкина воля, все огородные грядки она бы цветами засадила. Однако в огороде, как и все сельчане, выращивала Софочка морковь, картошку да капусту. Чтобы детей кормить и здоровье их налаживать. А к цветам относилась трепетно. «Цветы не рвать надо, а высаживать, – говорила Софочка ученикам. – Больно им, когда их рвут. Прислушайтесь: стоит к цветку руку с недобрым намерением протянуть, молит он о пощаде». У себя дома разводила Софочка незамысловатые комнатные растения, которыми были уставлены её подоконники. А в палисаднике, под своими окнами вырастила она большой розовый куст. Розы на нем распускались цвета необыкновенно нежного. «Эти розы называются чайными», – поясняла соседям Софочка. «Наша Софочка розы к чаю выращивает», – незлобиво шутили селяне и приходили на цветение куста любоваться.
Жизнь Софочку ломала не однажды и испытания ей устраивала нешуточные.
Как и все на Руси, при царе рожденные, Софочка была крещена, и в Бога с пеленок веровала. Но однажды, в гражданскую войну, когда Софочке было семнадцать, Бог забрал у неё семью. Родителей Софочкиных вместе с младшими детьми скосила эпидемия тифа. Софочка чудом смерти избежала, будучи в гостях у тетки далеко от дома, в краях относительно безопасных. Старшего Софочкиного брата Феденьку убили, когда шел он с товарищами на переговоры к противнику с белым флагом. За одну неделю потеряла Софочка всех своих горячо любимых родных. Вот тогда-то Софочка на Бога осерчала и крест с себя сняла. Тем более что времена не только позволяли, но и требовали.
