Жизненный путь Федора Михайловича Достоевского уникален не только по творческим результатам, обессмертившим его имя, но и по выработанному им руслу духовных поисков, по исключительно высокой цене, заплаченной за прозрение.
Судьба этого русского писателя удивительна еще и потому, что его духовные искания в своих существеннейших чертах отражают развитие русской философской и общественной мысли второй половины XIX века и во многом определяют ее направление в последующих веках, причем не только в России. Катастрофичность судьбы Достоевского сродни российским историческим катаклизмам. Что же давало силы этому русскому мученику каждый раз начинать новый путь? Какие аргументы зрели в его душе, когда он оказывался в очередном водовороте идей и мнений? Как осуществлялся их отбор в ситуации абсолютной открытости самым острым вопросам жизни? Как складывалась копилка бесценного опыта, созидался запас незаёмной мудрости, где все векселя оплачены по самому высокому счету?
Вот об этом и хочется поразмышлять над страницами его романов «Преступление и наказание» и «Идиот».
Ф. М. Достоевского интересует личность, взятая в важнейший, переломный момент жизни, когда в ней обнажаются темные, стихийные стороны и, одновременно, открываются вершины духовности.
Герой Достоевского – это борец, отстаивающий свою волю в борьбе с диктатом нравственного долга и совести, в испытании пределов добра и зла. На героев Достоевского, как из проклятого рога изобилия, сыплются разного рода трагические неожиданности. Сердце у них «стучит сильней, сильней, сильней». Они живут неимоверно напряженной, ускоренной, импульсивной жизнью, с каждым движением устремляясь либо к бездне и катастрофе, либо к очищению и «восстановлению».
Герой Достоевского «являет свое своеволие» в попытке «мысль разрешить». Он человек думающий, экспериментирующий, испытывающий свою идею в диалогах с другими персонажами, укрепляясь в ней или подвергая ее сомнению. В диалогах у Достоевского сосредоточена вся сила его художественного изображения. Именно там проходит нерв его идеологических романов. Голос каждого героя важен. И все они, сливаясь воедино, образуют мощную романную полифонию. Это, конечно, не означает того, что голос самого автора неразличим, что он теряется в сложном многоголосии идей. Отнюдь. Голос автора, его позиция – во всем: в расстановке сил, в построении конфликта, в той интонации, с которой он повествует о своих непростых героях. Она в изумительных по глубине и точности художественных деталях. Вот почему произведения Ф. М. Достоевского требуют медленного, внимательного чтения, полного погружения в художественный мир автора. Последуем же за ним.
Глава I. Читаем вместе «Преступление и наказание»
Фёдор Михайлович Достоевский – писатель удивительный. В том прямом смысле, что и сегодня он удивляет нас смелостью своей мысли, глубиной вопросов, обращенных к человеку: кто такой человек есть? Для чего он существует? Что питает или отравляет его душу? Какой смысл в испытаниях, приходящихся на его земной путь и как их достойно вынести?
Эти и множество других, «последних», вопросов возникают и сегодня при чтении произведений Достоевского.
«Преступление и наказание» – один из самых острых, самых пронзительных романов Достоевского, где эти вопросы о сути человеческого бытия решаются в момент «излома», в ситуации кризиса, проверяя на подлинность систему нравственных ценностей, которая была выработана человечеством. И сейчас, в самом начале века ХХI, когда человеческая жизнь чудовищно обесценилась, когда вновь проверку на подлинность проходит древнейшая библейская заповедь «не убий», давайте вместе проследим за развитием авторской мысли, вникнем в систему художественных доказательств, задумаемся над словом Достоевского.
Замысел романа зародился у Ф. М. Достоевского ещё на каторге. В письме к брату Михаилу Михайловичу от 9 декабря 1859 года Достоевский делится своими планами: «В декабре я начну роман… Не помнишь ли, я тебе говорил про одну и с п о в е д ь – роман, который я хотел писать после всех, говоря, что ещё самому надо пережить. На днях я совершенно решил писать его немедля… Все сердце мое с кровью положится в этот роман. Я задумал его в каторге, лежа на нарах, в тяжелую минуту грусти и саморазложения…»[1]
Однако должно было пройти 6 лет, прежде чем замысел обрел четкие очертания. Этому во многом способствовали обстоятельства жизни писателя. Испытывая крайнюю нужду в деньгах, Достоевский в письме к издателю «Отечественных записок» А. А. Краевскому просит денег для работы над романом «Пьяненькие», излагая его содержание в самых общих чертах: он «будет в связи с теперешним вопросом о пьянстве. Разбирается не только вопрос, но представляются и все его разветвления, преимущественно картины семейств, воспитание детей в этой обстановке и проч. и проч.» (ХХVIII, кн. 2.С. 127–128). Но издатель отказывает Достоевскому в авансе. И тогда 2 июля 1865 года писатель вынужден заключить настоящий кабальный договор с другим издателем – Ф. Т. Стелловским. За три тысячи рублей Достоевский продал Стелловскому право на издание своего трехтомника собрания сочинений, да ещё обязывался написать для него новый роман объемом не менее 10 листов к 1 ноября 1866 года. При этом в договоре специально оговаривалось это условие. И если бы писатель его не выполнил, то на 9 лет все его авторские права на все литературные произведения перешли бы в полное владение Стелловского.
И тем не менее Достоевский пошел на эти условия, чтобы выплатить самые неотложные долги и бежать от кредиторов за границу, чтобы там спокойно поработать над романом, приобретающим в его сознании всё более четкие контуры. Оставшиеся деньги должны были обеспечить его творческую свободу. Но… Достоевский был страстный, увлекающийся человек. И в Вистбадене за 5 дней он проигрывает в рулетку всё, включая карманные часы. И оказывается за границей один, без денег, в плену самой отчаянной нужды. На письма о помощи откликается только И. С. Тургенев, отправивший ему 50 талеров. Достоевского они не спасают. Ситуация скатывается к катастрофе, которую Достоевский документально отразил в письме к А. П. Сусловой от 10/22 августа 1865 года: «Рано утром мне объявили в отеле, что мне не приказано давать ни обеда, ни чаю, ни кофею. Я пришел объясниться, и толстый немец-хозяин объявил мне, что я не «заслужил» обеда и что он будет мне присылать только чай. Итак, со вчерашнего дня я не обедаю и питаюсь только чаем… Нет выше преступления у немца, как быть без денег и в срок не заплатить»
