В конце ХХ в. Россия погрузилась в кризис. Это очередной драматический этап колоссального процесса модернизационной трансформации России, начатого во второй половине ХIХ в. Первый этап завершился столкновением нескольких больших цивилизационных проектов. Потерпел поражение консервативный проект, который предполагал сохранить монархию, империю и сословное общество. Затем в тяжелой Гражданской войне столкнулись два революционных проекта: буржуазно-демократический (либеральный и западнический) и советский, вызревший на почве общинного крестьянского коммунизма, соединенного с большевизмом. Победил советский проект: на новой основе были собраны земли и народы в СССР, проведены форсированная индустриализация, научная и культурная революция, модернизация сельского хозяйства, армии и быта.
Став промышленной и городской страной с массовым образованием на матрице Просвещения, СССР утратил ядро его мировоззрения – общинный коммунизм. Политическая система СССР не справилась с задачей удержать культурную гегемонию, созревал кризис легитимности, усугубленный «холодной» войной с Западом. В момент смены поколений интеллектуальной и политической элит произошла «революция сверху» со сменой общественного строя и национально-государственной системы. Утопия «войти в семью мирового капитализма» рухнула практически сразу, хотя реформаторская элита пыталась сохранять иллюзии[1].
Правящая верхушка США воспринимала постсоветскую Россию своим врагом и источником опасности. Это – несмотря на то, что СССР был ликвидирован, что в России была разрушена государственная экономика, произведена деиндустриализация, задана новая идеология, подавлены наука и образование, армия лишена ресурсов развития, организована демографическая катастрофа и т. д. Вражда, как будто накопленная веками, выплеснулась уже в 1991 г., когда с СССР практически было покончено.
Кризис стал приобретать черты хронического. При той социально-экономической и культурной системе, которую выстраивали по шаблонам «чикагских мальчиков», Россия могла бы существовать, медленно угасая, – но только в фарватере Запада и при его благоволении. Нелепо строить капитализм западного типа, бросив вызов западному капитализму. Можно строить социализм в одной стране (масштаба России), но невозможно строить капитализм в одной стране, будучи изгоем мировой системы капитализма.
Очевидно, что для всех общностей и политических течений в России встала чрезвычайная задача: трезво оценить ситуацию и вспомнить тот путь, который мы прошли от распутья, на котором еще были великой державой, к нынешней исторической ловушке.
Надо беспристрастно знать, почему, пока советское общество не переросло политическую систему, государство и население работали как сыгранная команда. Это и придавало нам силы, ведь после 1945 г. уже никто не пытался задушить СССР санкциями или бомбами. Более того, его уважали, а «трудящиеся массы» во множестве стран и любили. Да и на самом Западе у СССР были искренние и самоотверженные союзники, даже в подполье.
В «здоровый» СССР не вернуться – уже иное общество, иное мировоззрение, иные ценности. А в «больной» СССР возвращаться нет смысла, да и невозможно. Но многие критерии добра и зла, многие принципы взаимодействия государства с населением можно взять у СССР. Формы будут другие, а вектор тот же. Только вернувшись в свою колею, Россия разрешит свои явные и латентные конфликты внутри и вне своих границ и восстановит свои силы – и жесткую, и мягкую.
Надо продумать генезис нашего кризиса. Один из срезов этой рефлексии – роль общественных наук. Последние тридцать лет многие в России напряженно размышляли и изучали те процессы в обществе и государстве, которые привели к краху СССР. Один из выводов этих размышлений состоит в том, что и крах СССР, и тяжесть последовавшего продолжительного кризиса были во многом обусловлены недостаточными познавательными возможностями советского обществоведения, общественных наук. К концу советского периода обществоведение отказало в целом, как особая система знания (об отдельных талантах и малых коллективах не говорим, не они в те годы определяли общий фон).
Разумеется, что кризис обществоведения – элемента системы науки и образования – есть частица кризиса всей России, а ранее СССР. Но этот элемент – активная и необходимая часть «центральной нервной системы» общества и государства. Этот элемент надо как можно скорее подвергнуть диагнозу, а затем лечению – если не привести его в дееспособное состояние, болезнь всего организма станет хронической.
Строго говоря, мы должны рассуждать не столько об обществоведении как науке, сколько именно о сообществе обществоведов. Ведь до общественного сознания и сознания политиков от социальной науки доходят не сигналы реальности нашего бытия, а их интерпретация, данная дипломированными специалистами. Как выразился философ науки С. Тулмин, «объясняет не наука, а ученые», следовательно, интерпретация фактов зависит от личностных предпочтений и мировоззренческих позиций самих ученых (см. [1]).
Однако личные предпочтения и мировоззренческие позиции ученых в очень большой мере формируются методологией их профессиональной деятельности – когнитивной системой. Через нее они видят изучаемую реальность, как через объектив своего прибора[2]. Конечно, и в научной среде есть прослойка коррумпированных интеллектуалов, которые искажают данные их приборов и сознательно лгут – из корыстных побуждений, страха или партийной дисциплины. Этот фактор оставляем за скобками.
