2005
В столовой пахнет прокисшим супом с капустой. Лора морщится, лениво толкает поднос по линии раздачи, стараясь не залить томатным соком свою новую джинсовую куртку. Сегодня подают этот богомерзкий суп, пюре из картофеля или брокколи и бифштексы. То, что они называют бифштексами – куски фарша, пережаренные с хлебом и яйцом. Лора выбирает из зол меньшее – картошку. Это хотя бы похоже на еду, в отличие от всего остального.
Перед девчонкой ее неуклюжая почти тезка, Лори Грей, усердно набирает булочки и сок, заполняя поднос до отказа. Отнесет своему любимчику, прокуренному Джонни, разговаривающему, кажется, сплошными ругательствами. Джонни красивый, сука, но раздражающий. Он носит кожаную куртку поверх черной футболки, огромные военные ботинки и курит каждые полчаса. Его черные волосы убраны в хвост, и отчего-то ему это идет. Кажется, будто Джонни занесло напрямую из пятидесятых, и он скоро вскочет, чтобы пригласить кого-нибудь на танец. Но он не то, что не танцевал, он даже не разговаривал с большей частью курса.
Лора толкает соседку и смотрит, как толстуха роняет часть булок, еще и заливает белую блузку соком. Лора хохочет, как и половина столовой, пока бедняжка Грей краснеет и поднимает злосчастные булочки, за которые уже успела заплатить. Швецский вскакивает, зажав сигарету в зубах, и подходит напрямую к Лоре.
– Слышь, детка, ты на ногах стоять не умеешь?
– Пошел нахуй, козел, – шипит Лора, и выплескивает томатный сок прямо на Джона-чтоб-его-Швецского.
Очередь за спиной присвистывает, сидящие за столами ковыряются в своих тарелках. Кто-то пытается как бы незаметно проследить за происходящим, чтобы не стать участниками ссоры самим. Они знают, что Джонни откроет стрельбу по всем неугодным – такое уже было, в самом начале года.
Швецский усмехается, цепляется за отворот курточки Лоры и буквально вытряхивает девушку на пол. Она шипит, пинает его в район паха – конечно, ей не дотянуться, чтобы оставить козла без наследников. Он смотрит на нее с таким безразличием, что ей становится еще хуже. Лучше бы это была злость или обида. Но его глаза чертовски пустые, будто застывшие. Лора поднимается, пытается вырвать куртку у Швецского из рук, но он не отдает.
– Заберешь потом, Лори же нужно в чем-то ходить целый день, – усмехается Джон.
Лора только собирается что-то сказать, как он наклоняется к ней, слишком близко, слишком внезапно, и шепчет так, что дыхание обжигает ухо:
– Сделаешь еще что-нибудь, маленькая дрянь, я из тебя внутренности вырву.
Девушка убирает со лба прилипшую белую прядь и шипит привычное:
– Пошел нахуй, козел.
Обед испорчен, и весь дальнейший день тоже. Теперь Лора должна несколько часов наблюдать, как толстуха растягивает ее обновку. Сгорая от ненависти и стыда девушка выбегает из столовой через задний вход, садится во дворе и нервно щелкает зажигалкой. Сигареты остались в куртке или выпали в столовой, поэтому спасительная доза никотина не может попасть в ее легкие.
Пронзительный визг звонка, оповещающего об окончании перерыва, не заставляет девушку подняться. Она не хочет возвращаться. В аудитории придется сидеть на одном из задних рядов, и наблюдать, как Швецский что-то шипит Лори, а толстуха виснет на нем так, как будто готова его трахнуть в любую секунду. Еще и в новой курточке Лоры, которую девушка купила, украв у отца из кошелька пару сотен. Наверняка пропажа еще не обнаружилась, но надежды это никакой не дает. Возвращаться домой все равно придется – больше идти некуда.
Лора вздыхает, подставляет щеки теплому весеннему ветру, шуршащему листьями и травой. Хочется раствориться в солнечном свете, остаться бликом на стекле окна, перепутаться с запахом первых цветов и жутко сладких леденцов по три пятьдесят. Хочется просто исчезнуть, стать таким же светлым апрельским днем, как этот. Стать травинкой, прилегающей к земле на ветру. Стать кислыми незрелыми ягодами, только-только появившимися на деревьях. Стать плиткой на заднем дворе колледжа или чьего-то дома. Не быть больше Лорой Райт. Не быть больше тем, кто может испытывать это постоянное чувство боли и тревоги, скрытое под сотней защитных реакций.
Девушка заставляет себя подняться, чтобы отправиться домой. Аудиторию она сейчас точно не перенесет.
Всю дорогу молится о том, чтобы ни отца, ни матери не было дома. Надеется, что они могли бы уйти куда-нибудь – хоть в магазин, хоть в Ад. Но в обшарпанном доме на перекрестке Седьмой и Шестой горит свет. Видимо, твари все-таки никуда не ушли. И это значит, что если Лоре повезет, то она сможет проскочить в комнату быстрее, чем ее поймают. А если не повезет… Что ж, аптечку она тоже недавно украла.
Деревянная дверь поддается с первого раза. В нос ударяет кислая вонь разлитого алкоголя, пота и нестиранных носков. На коричневом диване, с двумя прожженными дырками в спинке, лежит мать. Она натянула на себя вещи Лоры – серый свитер и кожаную бордовую юбку. Накрасила лицо так, будто зарабатывает собой, а не сутками смотрит в экран черно-белого телевизора с шестью бесплатными каналами.
– Где ты шлялась, сучка? – хрипит Саманта.
Лора молча пытается пройти мимо, но кроссовки прилипают к скрипящим деревянным доскам пола. Она наступает на что-то слишком вязкое, и не может сдвинуться. Это дает Саманте фору – женщина сразу же подскакивает, чтобы подойти поближе.
– Ты где шляешься целыми днями?! Я задала тебе вопрос, отвечай! Такая же шлюха, как твой папаша. Позоришь меня! Лучше бы я тебя вообще не рожала! Ошибка пьяной акушерки! Дрянь!
Лора молчит. Выжженные белой краской волосы Саманты трясутся. Ее лицо напоминает классический рисунок вурдалака из фольклора других стран – острый нос, оскал, абсолютно безжизненные серо-голубые глаза. Типичный монстр из черно-белых фильмов. Жаль, что не нарисованный – можно было бы стереть эту мерзкую морду и не видеть каждый чертов день.
– Ты будешь отвечать или нет?! Ты мне всю жизнь испортила! Если бы не ты, у меня была бы карьера!
– Она бы у тебя была, если бы ты жопу от дивана оторвала, – фыркает Лора, надеясь успеть освободится от кроссовка и убежать.
Она физически чувствует, что Саманта сейчас ее ударит. Напряжение разламывает воздух, заставляет инстинктивно сжаться, когда тяжелая ладонь с острыми ногтями впивается девчонке в шею.
– Как ты смеешь так со мной разговаривать, дрянь?! Сутками обслуживаешь строителей, переебалась со всем городом! Что у тебя там такое, что ты так прячешь, сучка!? Такая же шлюха, как твой отец. Конченная извращенка. Ты только позоришь меня! Ты только ходишь и позоришь меня!
