Я постучал в дверь своего командира – командира десантной бригады и, спросив разрешения, вошел в кабинет. В кабинете мне приходилось бывать неоднократно: совещания, взбучки, нагоняи, благодарности. То есть стандартные отношения: командир – подчиненный. Окинул взглядом присутствующих: начальник штаба бригады, начальник особого отдела и двое гражданских, но, судя по выправке и короткой стрижке, – офицеры. Выбора не было: четко, строевым шагом отчеканил пять шагов в сторону начальника штаба и доложил:
– Товарищ подполковник, старший лейтенант Щетинин прибыл по вашему приказанию.
– Алексей Щетинин.– Спокойно и буднично произнес один из гражданских.
– Так точно.– Ответил я, не поворачиваясь. А самому вспомнились кадры кинофильма “Офицеры“, где шпингалет – суворовец докладывает генералу, он же артист Лановой, о своем прибытии. Я, как и тот малыш, отрабатывал громкий командирский голос и громким же голосом успокаивал себя перед предстоящим серьезным разговором.
Мы – шесть офицеров – десантников только вчера сдали последний теоретический экзамен и готовились к рейду – практический экзамен на выживаемость во вражеском, в буквальном смысле этого слова, тылу. Середина восьмидесятых не давала возможности военным расслабиться. Это касалось и всех частей, граничивших с китайцами, и постоянно ждавших от них очередного подвоха или провокации. Поэтому в этих условиях любой вид разведки был нужен, как воздух. А армия нужна была Родине, и это все понимали. А что было нужно нам: молодым крепким офицерам, к тому же, десантникам. В душе – авантюристы с бесшабашностью гусар, с не до конца выветренным под куполом ДП-5 серии 2 детством в, простите за грубое слово, заднице. Если американец Рэмбо может, а мы, что – хуже?! Фиг вам. Есть такое жилище у чукчей. И вот несколько месяцев буквально “диких“ тренировок позади. Сегодня всех нас вызвали на последний разговор перед практическим экзаменом. Не шутка ведь: совершить сто километровый марш в Китай, обследовать район и вернуться. На китайцев, вьетнамцем и тому подобное мы не похожи, поэтому все двести км. с гаком придется только маскироваться и прятаться. А при этом еще и кушать хочется. Да и гак на Руси всегда не один километр был. Ничего. Пробьемся. Мы же русские, в конце концов.
– Алеш, – по-отечески начал начштаба,– мы с товарищем подполковником,– при этом он кивнул в сторону начальника особого отдела бригады,– хорошо знаем тебя. Пригляделись за время службы и учебы. Но товарищам из Москвы нужно посмотреть на вас, поговорить. Они будут входить в состав экспертной группы, которая подведет итоги вашего рейда, и даст добро на то, чтобы в вашем удостоверении личности появилась соответствующая запись о вашей дополнительной специализации.
– Я понял, товарищ подполковник.
– Старший лейтенант,– спросил меня тот же гражданский,– какую из изученных дисциплин вы усвоили хуже всего?
– Китайский язык. Говорить могу. Медленно. Но слуховое восприятие разговорной речи слабое.
– А остальное?
– Оценен на “отлично“.
– Боли боитесь?
– Так точно.
– А если….
– Я знаю, куда иду, и что может быть.
– А если это “может быть“ случится?
– Извините, не знаю вашего воинского звания, но, сидя на мягком диване в теплом кабинете, я могу наобещать многое. Жизнь покажет. Ситуация проверит.
– Хорошо. У тебя есть вопросы к нему?– Обратился он к своему товарищу.
– Нет.
– Хорошо. Обратите особое внимание на предложенный для разработки район.
– Я понял.
– Главное, чтобы ты это хорошо понял. Иди.
– Есть.
Козырнув, повернулся и вышел. Следом за мной пошел Краб. Вообще-то его хотели сначала назвать Скорпион – он родился в октябре, но Краб более короткое слово, а в бою краткость – мать жизни и мачеха смерти.
– Ну, что там?– Начали допытываться о моем впечатлении друзья.
– Последняя проверка перед рейдом: загоняют иголки под ногти для проверки на терпимость.
Да, кулаки у моих друзей хорошие: даже шутливые удары достаточно чувствительны. Смотрины наши прошли по-военному быстро. Уже через час в спортзале, где мы начали тренировку, зашел начальник штаба.
– Ну, что, орлы, счастливого полета. Таможня дала добро. На всех. Молодцы. Они остались довольны. А сейчас – по домам. Сбор в двадцать три тридцать. Полчаса на переодеться и ровно в ноль-ноль по машинам. Остроухов отвезет вас до группы поддержки. В автопарке встретитесь. Еще раз – удачи.
Он пожал нам руки и вышел. Ополоснувшись в душе, разошлись и мы. Домой идти не хотелось, но и оставаться на службе было не лучше. Нужно было создать алиби и не выходить из легенды обычной командировки. Секретность есть секретность, и никто в части не знал о моей подготовке. Я просто ходил в зал и тренировался. Что это за мужчина, если он не хочет стать сильнее. Остальные тренировки проходили в паре километров среди сопок в оборудованном спецами КГБ лагере.
Дома меня ждало продолжение то ли воспитательного процесса по подкоблучиванию, то ли не привыкания ко мне до очередной моей командировки. Как бы то ни было, но я был отлучен. И со мной не разговаривали. Вот она романтика офицерской жизни. Интересно, я один так выпендриваюсь и показываю, какой я счастливый семьянин или еще кто есть? От такой романтики на Марс полетишь, а не то, чтобы к китайцам. Я собрал свою привычную сумку и, не заходя в дверь, где сидела жена с дочкой, крикнул:
– Я уехал получать имущество. Вернусь через недельку иль дней через десять. Буду звонить оперативному, если что. Пока.
Ответа так и не услышал. Может, уши плохо помыл. Надо устранить этот недостаток: глаза и уши – далеко не последнее в нашем предстоящем деле. Пришел в кабинет, бросил сумку на стол. Никого. Счастливые. Они знают, что будет завтра. А мое завтра зависит от подготовительной работы группы поддержки, от внимательности китайских пограничников и от случая. Слишком много если, а жизнь одна. Да-а-а. Жизнь бекова. И жена есть, а толку ни какого. Может, у нее кто другой? Может. Я свечку не держал. Лучше пойду в казармы, шмон устрою, на нормальные лица посмотрю. Дневальные смотрели на меня с небольшим удивлением, и даже зная мою должность, испугом. Если я испорчу настроение старшине роты, то цепочка замкнется на суточном наряде. Этот вариант развития событий мне был уже знаком. Я уезжал и мог запросто не вернуться, поэтому мне не хотелось, чтобы последними словами обо мне были типа такие:
– Хоть и козел он был, но об ушедших плохо не говорят.
Пара старшин в этот вечер явно напрашивались на внезапную ревизию. Хорошо быть начальником: в твоей власти казнить, то есть наказать, или помиловать. В обоих случаях перед самым уходом я произнес одну и ту же фразу:
– Старшина, срок – до утра. Не наведешь порядок – ротный перейдет на казарменное положение. Понял?!