Не мысля гордый свет забавить…
А. С. Пушкин
Едва в мои лета возможно
Слагать почтенные стихи.
Еще душа неосторожна,
Еще не нажиты грехи.
Еще наука подражаний
Не превзошла саму себя,
То слабым Блоком освежая,
То юным Пушкиным рябя.
И все ж не терпится порою
Увлечься славною игрою.
Чтоб необдуманным порывом
Ворваться в плен заветных рифм
И, все законы отменив,
Владеть пером неприхотливым.
Отбросим юные стеснения!
Чтоб деву гордую завлечь,
Не пригодятся извинения.
Здесь надобна иная речь.
Не то чтоб мой герой Евгений,
Хоть искушение велико,
Однако блажь от вдохновения
Мы сможем отличить легко.
Итак, для ясности картины,
Не усложняя верный слог,
Нарочно я для вас сберег
Его портрет от паутины,
От наговоров и суда,
Чтоб избежать ему вреда.
Отец его, тогда военный,
Не дослужившись до погон,
Отчизной вслед благословенный,
Избрал афганский полигон.
Зато в избытке женской ласки
От материнского лица.
Ей сын напоминал отца
На фотографии, где в штатском
Сидел тот в позе мудреца.
Когда ж известие пришло
О том, что смерть взяла его,
Мать сына отвезла к родне.
И там осталися оне.
В Крыму он рос под южным солнцем.
Уже к осьмнадцати годам
Он стал заглядывать на дам.
Сказалось в мальчике сиротство.
Он был смышленым от природы,
Наукам с легкостью внимал.
Зане почтение отдавал
Известиям столичной моды.
В младые годы этот грех
Не обошел, как видно, всех.
Друзей он мог назвать немного,
Хоть дружбу с многими водил.
От нужных быстро отходил,
С иными знался до порога.
Напротив же, друзья за ним
Ходили, будто должно им.
Я сам не раз, его приветив,
Держал улыбку на лице,
Как дева модная в чепце,
Стараясь, вдруг ее заметят.
Но, вам признаюсь, был не раз
Отмечен холодностью глаз.
Хоть я обмолвился вначале,
Но вспомнил, имени его
Вы до момента до сего
В моем рассказе не встречали.
Иван в честь деда. Тот Иваном
Входил в разгромленный Берлин.
Семья его гордилась им,
А имя скорбным талисманом
Вошло в традицию, и вот
Иван не в памяти живет,
А нам представлен как наследник.
Семья отчасти заповедник.
Какое русское начало,
Лишь нам присущая черта,
Завидя парус от причала,
Вдогонку броситься с моста.
И я пишу вдогонку веку,
Увы, забравшему с собой
Любовь к простому человеку
С его надломленной судьбой.
Теперь уже не ходят в гости,
Предпочитая высший свет
Шкварчанью праздничных котлет,
Где мудрость дружеского тоста
Была дороже во сто крат
Любых незыблемых тирад.
Какие дамы там блистали —
Столичным кралям не чета!
И ум, и честь, и красота!
Поддержат спор о Ювенале,
В конце письма поставят Vale1,
Ах, нынче публика не та!
Я помню бал у Одинцовых!
Хозяин, карточный игрок,
Хоть сведущ был в делах торговых,
Но состояния не сберег.
Играл с размахом, часто в долг,
И говорят, что был фартовым.
Съезжались гости. Вечерело.
Во всем был виден тонкий вкус.
К вину приставлен был француз,
А итальянец Барикелло
Играл в саду унылый блюз.
Сама хозяйка всех встречала,
И отражались в зеркалах
То арапчонок с опахалом,
А то эмирский падишах,
Блеск драгоценного металла,
Свечей мерцанье на столах.
И все ж кого-то не хватало.
Давно пора за стол садиться,
Еще подъехал экипаж.
Четыре гостя из столицы,
Их две разгульные девицы
Уже берут на абордаж.
Пройдясь вдоль каменной ограды,
Иван к калитке подошел.
Он точно знал, ему здесь рады
Десятка три несчастных жен.
Не потому ль они несчастны,
Что рано вышли из невест
И, как это бывает часто,
Семья им быстро надоест,
Они начнут тайком встречаться
С любым из ветреных повес.
Иван, к их чувствам безучастный,
Был с ними нежен до утра.
Но утро – и ему пора.
И все же он умел прощаться,
Не задевая чести дам,
Не разрушая их надежды.
Он был решительным и нежным
И неприкрытым, как Адам.
Он входит в зал, где свет и тени.
Здесь нет случайностей ни в чем:
От цвета комнатных растений
До шарфика через плечо.
Как зачарованный смычок
Играет чье-то вдохновение,
Здесь в каждой мелочи расчет.
Иван подходит к Одинцову,
С подноса рюмку подхватив,
И ради случая такого
Он залпом пьет aperitif2.
И тут же повторяет снова.
Затем, руки не отпустив,
Берет вступительное слово.
«Еще молва не улеглась
О прошлогоднем карнавале…
Куда вы после запропали?
Я всюду спрашивал о вас».
«Мой поставщик сеньор Пасквале
Завозит вина из Provense3,
Их профсоюзы бастовали…
В Марселе тот же preferans4.
Вы ж понимаете?“ – „Едва ли.
Сказать по чести, милый друг,
К игре не чувствую таланта.
С моим везением – и в фанты
Я выхожу на каждый круг».
Кто знает толк в таких собраниях,
Тому не нужно объяснять,
Как, не давая обещаний,
По сотне рубль разменять.
И наш Иван забавы ради
Цитаты вписывал в тетради,
Знал языки довольно сносно,
Не утруждал себя прононсом.
И, словно туз из рукава,
Бросал: «Salut! Comment ca va?»5
14
Там милых сплетен хоровод,
Там мимолетные интрижки.
Тот сочиняет, этот врет,
Тот, теребя в коктейле вишню,
Болтает с дамой у окна,
И, по всему видать, она
Пьяна и рюмка будет лишней.
Тот, нависая над столом,
Наводит скуку на соседа,
А там серьезная беседа
Про биржу, ставки, ипподром.
Ну что ж, пустая болтовня —
Премудрость светского общения.
Все гости хвалят угощение.
Что до дареного коня,
То тут известная примета —
Прими за чистую монету
И не жалей о том ни дня.
Со всеми мил. Со всеми краток,
Иван сегодня сам не свой.
Хоть дамы в кукольных нарядах,
Из зала в зал за ним гурьбой.
Пока мужья в дыму сигарном
Свои сверяют кошельки,
Они, не тратя время даром,
Порхают словно мотыльки.
Иван готовит отступленье.
Ловчит, но тут же терпит крах.
Как вдруг светлеет на глазах,
Заметив друга в отдалении.
И тотчас пробкой в потолок
Куранты бьют двенадцать в срок.
Заходит Герман. (Так совпало.
Иного сходства не найти.)
Моя любовь к оригиналу
Не даст мне лиру провести.
Я поспешу его представить.
Без лишней скромности, друзья,
Другой бы век его в князьях
Мог с должной легкостью состарить.
А нынче Герман без затей
Пытается пробиться к другу
Из окружения гостей.
Но в том и есть его заслуга.
Он не приходит без вестей.
Сказать в защиту этой дружбы
Я прежде ничего не мог.
Иван знал Германа по службе.
А ближе… Да избави бог!
Так думал я, пока однажды
Не стал свидетелем того,
Как Герман отстоял его
В кабацком споре. Что ж, не каждый
Готов хоть пуговкой одной
Рискнуть в законный выходной.
Суббота. Вечер. Толку мало.
Все больше поводов для драк.
Кафе с названьем «У причала»,
В простонародии – кабак.
Сюда причалил наш повеса.
Не нам ему читать мораль.
Не вижу rien de criminale6
Порою подразнить Зевеса.
Дуэли нынче под запретом,
Но, как и двести лет назад,
Не честь, конечно, чести нету, —
Скорее ревность и азарт
Склоняют руку к пистолету.
Спустить бы все на тормоза,
Сказав: «Карету мне! Карету!»
Их трое против одного.
