Газета «Русский инвалид». Июль, 1914 год.
Со дня открытия Царскосельского дворцового лазарета Августейшие Сёстры милосердия – Ея Императорское Величество Государыня Императрица Александра Фёдоровна и Великие Княжны Ольга Николаевна и Татьяна Николаевна изволят ежедневно самым аккуратным образом от 10-ти часов утра до часу дня (иногда и позже) пребывать в лазарете, собственноручно делая перевязки раненым воинам… входя во все мельчайшие нужды лазарета.
Газета «Армейский вестник». №29. Вторник, 14 октября, 1914 год.
Из Петрограда, Москвы, Харькова, Киева, Казани идут известия о грандиозных манифестациях, устроенных учащейся молодёжью: всюду на собраниях произносились речи, выражающие готовность принести свои жизни на защиту родины.
«Жизнь свою отдадим» – говорилось в них – и, верим, что этот порыв исходит из глубины молодых, дышащих безграничной любовью к родине, сердец. В этом клике молодой России слышится всё та же твёрдая как сталь, могучая как земля-матушка, воля народа – «должны победить».
Газета «Армейский вестник». №29. Вторник, 14 октября, 1914 год.
Усилившиеся за последние годы преследования русских людей в Галичине, Буковине и Угорщине дошли до невероятных размеров. С 19 июля начались массовые аресты всех, подозреваемых в сочувствии России. Хватали одинаково 85-летних старцев и 11-летних мальчиков и, закованных в кандалы, вели во Львовскую тюрьму. Толпа заплёвывала несчастных, избивала палками, забрасывала камнями, а одного престарелого священника убила до смерти. Полиция бездействовала, а газеты писали патриотические статьи об «истреблении москвофилов».
Они не праздно жили в Божьем мире
(Повесть)
Москва – Брест.
Прапорщик Сокуров Кирилл Мефодьевич писал письмо домой.
– …и вот я еду на запад, туда, где сейчас свистят пули и взрываются бомбы, стонет земля и русская душа. Каких-то четыре месяца назад я был студентом второго курса политехнического университета и вот на мне уже офицерские погоны. Мечтал ли я когда-нибудь о них… Вряд ли! Я люблю жизнь, а война это смерть. Конечно, кому-то надо защищать родину от врага, но и в военное время нужны инженеры, но коли так повернулась судьба, противиться ей я не стал и не буду. Надеюсь, мама, вы понимаете меня. 4 месяца… всего 4 месяца ускоренных офицерских курсов и вот я уже прапорщик. Прапорщик Сокуров Кирилл Мефодьевич. Звучит. Прапорщик! Но, что в этом звуке? Вот-вот, именно, это просто красивый звук, а знаний во мне очень мало. Мне двадцать лет. Я еду на войну. Мне страшно? Нет, мама! Это, вероятно, от того, что я ещё не в полной мере осознаю, что ждёт меня. И я не знаю, что такое война, я никогда её не видел, и не видел смерть в бою. Разумом я понимаю, что могу быть ранен, могу стать инвалидом – лишится рук и ног или даже самой жизни. Всё это я прекрасно понимаю, но не верю, что это может произойти со мной. С кем угодно, только не со мной! Как это так, и с чего бы это вдруг я – именно я… я, который ещё не познал женской ласки. Как это я могу быть убит… Я, лично Я, Я с большой буквы… Нет! Этого не может быть никогда! Меня невозможно убить! Глубоко внутри моей души я осознаю – человек смертен, но только не я! Я вечен! И вы, мама, верьте в мою вечность!
Я еду на фронт. Со мной такие же, как я выпускники ускоренных курсов – прапорщики Яков Сучек, Тит Умрихин, Николай Лошнов, Григорий Малышев, Лев Коновал, Пахом Чахов, Максим Баньков, Захарий Головец, Стефан Скряга, Максим Жидок, Василий Лимор, и братья близнецы Феодосий и Фёдор Волокита. Они возбуждены, как и я. И они тоже не верят в возможную реальность своей смерти.
Скоро будет Минск. Отправлю письмо. Следующее напишу, как приеду в часть.
До свидания, дорогие мои! Ваш Кирилл. 11 марта. 1914 год. Станция Минск.
Прапорщик Сокуров ехал по Александровской железной дороге на войну с Германией – на восточно-прусский фронт. Задумчиво посматривая на пролетающие за окном вагона поля и перелески, сёла и железнодорожные полустанки, пересекая по мостам реки и овраги, он вспоминал свою жизнь волею судьбы разделённую на две части. Первая была неисчислимо давно, так давно, как день сотворения мира, – это детство, отрочество и юность. Вторая – военное училище, где всего неделю назад, получая погоны прапорщика, он прощался со знаменем училища и клялся в верности царю и Отечеству. Вспоминая первые шаги по своей второй жизни, Кирилл гордился собой, – он с честью прошёл весь курс обучения в военном училище, не хныкал и не падал духом от вдруг резко навалившихся на него тягот военной службы, он познал новое для себя ремесло, жестокое по сути и делу своему, но истинно мужское – убивать во имя жизни. Он понимал, зло невозможно искоренить злом, его можно победить только любовью, но он не мог полюбить того, кто дал его родине пощёчину. Поэтому он ехал убивать, убивать врага, посягнувшего на самое дорогое для него, – на жизнь и любовь. Если первая жизнь Кирилла была где-то очень далеко и как бы даже не его, она забылась, то вторую жизнь он помнил до мельчайших подробностей. Классные занятия – изучение устава и оружия, полевые – марш-броски, рытьё окопов и стрельба изо всех видов стрелкового оружия. Но особенно памятна была ему речь полкового священника, седого иеромонаха Кирилла, произнесённая им в храме училища во время отправки выпускников на фронт, после которой он прочёл молитву за Россию: