В мягком камне грубо вырубленная пещера с одним столбом-колонной посередине. Под самым потолком пещеры довольно большое, с неровными краями, квадратное окно, защищенное толстыми железными полосами: в левой стене проход, откуда спадают в пещеру массивные каменные ступени. Ложе у стены, стол и скамья – все из камня, все грубо, массивно и тяжело. Пещера эта служит темницей для важных преступников, и теперь в ней заключен Самсон, сын Маноя, ранее бывший судьей израильским.
Красный весенний закат. Лучи солнца наискось падают в пещеру, наполняют ее красноватым сиянием отсветов. Самсон только что вернулся с работ и лениво валяется на своем ложе. Он слеп и грязен, имеет вид раба. Мощный торс и ноги обнажены, и только вокруг бедер какое-то грязное цветное тряпье; борода и огромные волосы в диком беспорядке. На руках и ногах тяжелые оковы.
Самсон (лениво зовет тюремщика). Ягаре! Ягаре-Оргим! Пойди сюда. (Чешется, тяжело переваливаясь и звеня цепью, старается достать спину.) Ягаре, пойди сюда. Отчего ты не идешь? Эй! Ягаре-Оргим!
Спускается по ступеням тюремщик, маленький, сухой старик, похожий на козла.
Ягаре. Что надо? Что кричишь? Ну!
Самсон. Почеши мне спину. Я не достану.
Ягаре. За этим звал, собака? Сам почеши.
Самсон. Я не достану. Цепь мешает. Почеши мне спину.
Ягаре. Пойди к стене, как овца, и чешись. Грязный скот! (Выходит.)
Самсон. Куда ты?
Ягаре. Тебе за едой. Какой ты грязный скот, Самсон! У тебя оплевана вся борода. Умойся, кувшин с водой на столе.
Самсон. Не стану. Почеши мне спину, Ягаре. Ягаре, Ягаре, Ягаре-Оргим!
Тюремщик вышел. Самсон нехотя встает и чешет спину у стены. Ворчит. Проходя полосу солнца, останавливается и стоит некоторое время на расставленных нелепо ногах, подставив солнечным лучам волосатую грудь. Таким застает его Ягаре, принесший пищу; толкая, обходит его.
Не толкайся.
Ягаре. А ты не стой на дороге. Иди есть.
Самсон. Ягаре, это солнце?
Ягаре. Солнце. Ты как раз попал.
Самсон. Как раз? Оно у меня на груди?
Ягаре. Да. Довольно, иди есть, Самсон.
Самсон. Сейчас. Оно немножко греет. А ночью опять будет стужа, и я опять буду трястись от озноба. Собаки! (Идет к столу.) Зачем сегодня меня привели сюда? Или завтра праздник?
Ягаре. Праздник. А разве у жерновов тебе лучше?
Самсон (смеется). Там беспокойно спать. Сегодня она будет искать меня в яме, чтобы проклинать всю ночь, а меня нет. (Ест.) Собаки, все собаки. Она тоже слепая. Какую гадость ты мне даешь, я не стану этого есть! Другим то же дают?
Ягаре. Не глупи. Это дают всем рабам.
Самсон. Я не раб.
Ягаре (смеется). А кто же ты?
Самсон (бессмысленно смеется). Я пророк. Тут нечего есть, одни жилы. Я хочу еще!
Ягаре. Довольно с тебя и этого. Какие у тебя зубы, Самсон! Ты грызешь кости, как шакал.
Самсон. Скажи: как лев. (Ворчит.) Она тоже слепая. Ваши ее зовут: слепая из Иудеи. Она меня проклинает. У нее голос как у совы.
Ягаре. Плюет в лицо?
Самсон. Нет, не плюет. Филистимляне плюют, и бьют меня по щекам, и выдергивают волосы, а иудеи – нет, не смеют. Она меня проклинает словами нашего бога. Собаки, и филистимляне, и иудеи, все собаки. Давай вина, Ягаре!
Ягаре. Не глупи.
Самсон (горланит). Ягаре! Давай вина! А то я тебя задавлю. Вина!
Ягаре (злобно). Если ты, грязный скот, опять будешь приставать с вином, я позову рабов, и они отхлещут тебя бичами. Иудейский пес, ты мне надоел! Я двадцать лет в тюрьме, и она моя, а не твоя, – молчи!
Самсон (негромко). Козел. От тебя воняет козлом.
Ягаре. Я велю забить тебя до смерти! Ты мне надоел! Это я тебе говорю, злой Ягаре-Оргим!
Самсон (ворчит). Я пошутил, я просто посмеялся. Не сердись, старик. Но мне так хочется вина, семь лун я уже не пил вина. А знаешь, сколько я прежде пил? Всегда пил, когда хотел, а я столько его хотел… Я хорошо жил. А другие пьют?
Ягаре. Рабы не пьют.
Самсон. Нет, пьют.
Ягаре. Ты опять?
Самсон. Рабы всегда крадут и пьют. Я буду просить царя. Если я раб, то отчего меня не держат вместе с ними? У них хорошая жизнь. Пусть дадут мне хижину и рабыню для услуг. Я слепой, мне все равно какую, только бы женщину. Правда, старик?
Входит юноша-раб, помощник Ягаре-Оргима, убирает посуду.
Ягаре (хихикает). Спроси у Сафута. Сафут, тебе все равно, какую женщину?
Сафут (стыдливо). Все равно.
Все трое смеются.
Самсон. Нет, правда. А теперь я как жеребец без матки. Я люблю женщин, я имел их много. Они сами приходили ко мне и просились на ложе, потому что я был красив.
Ягаре. Самсон – ослиная похоть.
Сафут стыдливо смеется, не уходит.
Самсон. Нет, правда. Меня и Далила звала на ложе, она меня очень любила.
Тюремщики смеются.
Сафут. Ягаре-Оргим, он лжет?
Ягаре. Лжет.
Самсон. Нет, не лгу. Очень, очень любила. Она раздевалась и танцевала передо мной, такая белая. Такая белая! Нет, я не лгу. И на ногах у нее, на ее тоненьких ножках, беленьких ножках, были золотые кольца, и они так звенели: зын-зын-зын. Как у козочки.
Ягаре. Ты хотел бы такую, Сафут?
Сафут (смеясь). Хотел бы.
Самсон. Ну да! Потому что я был красив и меня звали пророком. Я был судиею над Израилем. Что вы смеетесь, собаки? Меня все боялись и почитали. Когда я на площади ставил седалище свое, юноши прятались, а старики вставали и стояли. Князья удерживались от речи…
Ягаре (глумливо). Князья?
Самсон. Сокрушал я беззаконному челюсти, и все меня боялись. Что смеетесь, собаки? Я мог говорить с богом.
Сафут. Зачем он так говорит, Ягаре? Он опять лжет?
Ягаре. Опять. Это самый большой лжец во всей Иудее.
Оба хохочут.
Самсон. Нет, это правда, клянусь вашей богиней Иштар. Я могу когда угодно говорить с богом. Когда хочу, тогда и говорю.
Ягаре. Ион тебе отвечает? Ну, довольно, довольно, а то принесу бич. Ступай, Сафут, здесь тебе нечего делать. И я пойду, мне некогда, некогда. Пусть болтает один.
Самсон (ворчит). Филистимские собаки! Козел!
Ягаре. Ну! Ну!
Самсон. Оставь мне кость, Сафут, я еще не доел.
Ягаре. Оставь ему кость, пусть грызет.
Самсон. Не уходи, Ягаре, мне еще не хочется спать. Поговори со мной.
Ягаре (уходя). Некогда, некогда! Погрызи кость и спи, заснешь.
Самсон (негромко, вдогонку). Козел!
Оба тюремщика уходят. Самсон нащупывает кость и кладет на пол, возле своего каменного ложа; сам ложится, ворочается и готовится ко сну. Говорит сонно и вяло.
