Дмитрий Стрижевский, 10 лет
Российская империя, 2003 год, 27 августа. Торжок
– Оленька, Дима! – прозвучал голос мамы, и мы с сестрой сразу поняли, что за этим последует. – Спускайтесь обедать!
Мы вскочили с пола, где на пышном ковре были разложены фигурки игигов – наше игрушечное воинство готовилось отбивать атаку черных из осколка тьмы. Оля подхватила яркую Пулю в золотистом костюме и явно намеревалась принести ее с собой за стол.
– Оставь ты ее в покое, – сказал я сестре. – Вернемся и доиграем.
– Ей без меня скучно, – возразила девочка, и я только улыбнулся. Младшая сестра вила из меня веревки.
Мы не успели спуститься, как грохнула входная дверь, да так, что, казалось, затрясся весь дом.
– Стрижевский! – чужой голос был искажен маской. – Когда ты отдашь долг?
Мы с Олей застыли на лестнице, сестра негромко ойкнула и беззвучно заплакала. Я взял в руку ее ладошку и крепко сжал. Теперь мы стояли и вслушивались в разговор.
– Кремень дал мне месяц, – отец говорил твердо и спокойно. – Я обещал, что все отдам, значит, так и будет. Слово Стрижевского дороже золота.
– А еще Стрижевские всегда на шаг впереди, – хохотнул неизвестный бандит, передразнивая наш родовой девиз. – Вот и поторопись. Кремню стало неинтересно ждать, и он продал твой долг нам. С нами же ты ни о чем не договаривался.
– Кто вы? – я услышал, как отец сделал шаг назад. Не потому, что испугался, просто там у стены стоят часы с кукушкой, защитный артефакт, который вызовет помощь.
– Можешь называть меня Анакондой, – сказал бандит. – И не советую узнавать на собственном опыте, почему мне дали такую кличку.
– Деньги будут через месяц, – твердо сказал отец. – В полном объеме. Если же вы планируете меня запугать, то не стоит забывать: мы урожденные дворяне, и стоит нам обратиться к «Защите»…
– Ты не понял, Стрижевский, – голос Анаконды зазвучал угрожающе, и Оля, жалобно пискнув, изо всех сил сжала мне руку. – Ты либо отдашь все сейчас, либо ты уже никуда не сможешь обратиться. А чтобы ты лучше соображал… Саламандра!
Что-то зашипело, как будто открыли газовый вентиль, моментально стало жарко, и на стенах заплясал неверный оранжевый свет. Мама закричала, отец выругался. Что-то загрохотало, и мне не хотелось думать, громит ли Анаконда мебель либо же дерется с родителями.
Неожиданно огненная струя вырвалась из прихожей и перекрыла путь со второго этажа. Оля не выдержала и завизжала, я рванулся наверх и потащил ее за собой. Наверху чердак и оттуда из слухового окна запасная лестница вниз, там сестра будет в безопасности.
– Дима! – я подумал, что слышу отца, и обернулся.
Это был не он – его голосом, точно копируя каждую нотку, говорил бандит в черно-красном облегающем костюме и в маске той же расцветки. Волосы его были скрыты легким шлемом вроде мотоциклетного, из-за чего он был похож на Солдата-Призрака из комиксов. Он вскинул руки, и из его ладоней в нашу сторону рванулись две струи пламени. Я покрепче ухватил Олю и потащил ее наверх, понимая, что огонь быстрее. И в то же время я очень хотел верить, что мы успеем.
Все вокруг словно замерло, я как будто летел по туннелю, в который превратилась лестница в нашем доме. Едва успевая поворачивать на каждом пролете, я пробежал второй этаж и очутился на чердаке, где располагалась студия нашей семейной радиостанции. Сестра была рядом, она смотрела на меня как на инопланетянина или мифическое существо. А потом меня осенило – Оля по-прежнему сжимала в кулачке фигурку своей любимой Пули. Самой быстрой в России женщины-игига.
– Дима, ты?.. – сестра с трудом подбирала слова. – Ты – как она, да? Ты как Пуля?
– Что? – я не мог поверить в происходящее и беспомощно озирался по сторонам.
Мы добежали сюда быстрее, чем я думал, но пламя все равно оказалось перед нами, перекрыв единственный путь к слуховому окну и лестнице.
Оля неожиданно закричала, и я в тот же миг осознал, что мы на чердаке не одни. Высокая фигура в желто-коричневом костюме и желтой маске, из-под которой выбивались пышные каштановые локоны, отбросив в сторону стопку дисков, метнулась к нам. Крепкие ладони в перчатках схватили нас с сестрой за руки, и я вновь ускорился. Теперь я понял, что сделал. О чем говорила Оля… Дернувшись, я сумел вырваться из тисков этой страшной незнакомой женщины. Потом еще один рывок, и мы уже вдвоем были на свободе.
Я посмотрел на стену огня перед окном, перед чистым воздухом. На скорости я пробегу ее и даже не замечу. Я напряг ноги, но те подкосились от напряжения. Я уже сделал больше, чем мог. Но надо было шевелиться через не могу! Почему мое тело такое глупое?
– Пошла вон! – я заорал на незнакомку, и та расхохоталась.
Вокруг ревело пламя, я не мог пошевелиться, мышцы одеревенели. Я не слышал, но незнакомка протянула руки к Оле, что-то сказала, и моя сестренка в ужасе рванула от нее. Прямо сквозь огонь. Я увидел, как вспыхнуло ее платье, но она продолжала бежать. На мгновение появилась надежда – а вдруг она тоже сможет ускориться? Мы же семья!
– Беги! – я прохрипел, и Оля каким-то чудом меня услышала.
Обернулась, а потом начала растворяться в воздухе. Я сначала подумал, что у нее получилось, но тут до моих ушей, как сквозь вату, долетел грохот. Это падала крыша, там, где еще мгновение назад стояла моя сестра.
Кажется, кто-то закричал, но я не был уверен из-за рева пламени… Из моих глаз потекли слезы, откуда-то появилось второе дыхание – получилось подняться. Я чувствовал, что задыхаюсь, но все равно пытался найти Олю, бегая по чердаку. Ни ее, ни страшной женщины в желто-буром костюме уже нигде не было, а потом я, не прекращая кашлять, рухнул на пол и потерял сознание. Но перед этим сначала увидел коричневые сапоги на слишком высоких, явно неудобных каблуках, и затем склонившуюся надо мной желтую маску с ящерицей на щеке.
Очнулся я на руках у отца, который выносил меня из горящего дома.
Два года спустя
Я бегу по железной дороге.
Прошло двадцать четыре месяца, семьсот тридцать один день… Но я ничего не забыл, и именно бег, бьющий в лицо ветер и запах креозота помогают мне отвлечься. Помогают быть просто собой и ничего больше!
За спиной раздался протяжный сигнал электрички. Раньше машинисты добавляли к нему мат, но сейчас перестали. Видят на мне форму школы «Рускосмоса» и понимают, что я не самоубийца, я игиг. Игиг – шумерское слово, оно означает «младший бог» и мне, если честно, не нравится. Другое дело «бегун», или «спидер», как это называют в Англии. И чтобы стать по-настоящему быстрым, я должен перешагнуть порог в сотню километров в час. На первое время.
Рука опустилась в карман и сжала фигурку Пули, ту самую, которую носила с собой Оля в тот день. Она стала моим талисманом и целью. Лучший спидер России в моем возрасте бегала уже со скоростью звука. Мой талант оказался не самым сильным, но это было и неважно. Я возьму свое трудом и упорством.