Сказать, что Магомаев прибывал в Москву с помпой значит очень сильно приуменьшить. Когда-то на Москве-реке мы снимали ему клип, а теперь… Теперь у Муслима Магомедовича настоящий триумф.
Вдоль набережной сплошной многорядной цепью выстроился народ. Цветы кидали прямо в воду, и стоящий на уставленной вдоль бортов колонками палубе с микрофоном в руке, поющий Магомаев, одетый в белые брюки и синий пиджак с бронзовыми пуговицами (зарождающееся «солидное» брюшко прячет, он-то не мой любимый певец Хиль, которому подкачанный торс для перформанса нужен) не забывал благодарно кивать, источать улыбки и махать свободной рукой.
Велика народная любовь к «тарану» – и без того был певцом номер один, а теперь, получается, даже не покорил весь мир, а доказал, что лучший по праву и надолго. График гастролей уже на второй год расписывают, авторские отчисления текут полной рекой. Да он, блин, в одиночку четверть валютной выручки от моих проектов тащит! Но народ о последнем, понятное дело, не знает, как и он сам – этому активно содействует Настя: «Ты, Муслим, возвышенная, творческая личность! Ну зачем тебе эти бумажки? Скушай круассанчик лучше!». Да даже если бы и узнал – что такого? У него все есть, и он полностью счастлив на своем месте главной мировой звезды.
В «Орленке» – по телеку смотрели – было еще круче: это здесь к приезду готовились изо всех сил, а вот там – спустя рукава, понадеявшись неизвестно на что, в результате пришлось кусок Черноморского флота в тамошние воды перегонять – все местные жители, имеющие хоть какие-то плавсредства решили поплавать рядом со звездой, что привело к столкновениям и «лодкокрушениям» – наши морячки не подкачали, выловив бедолаг из морских пучин. Хорошо что лето, вода теплая, иначе бы без жертв не обошлось. Товарищ Медунов хорошо себя показал – оперативно поднял на уши войсковые части, правильно решив, что в «Орленок» попытается пролезть куча «нелегалов». Нашим служивым нравится «не пущать!», поэтому обошлось без неприятностей.
Яхта остановилась у причала, и Муслим Магомедович, поблагодарив народ за такую теплую встречу, выдал локоточек жене – в белоснежном костюме-комбинезоне из корейского шелка, в широкой шляпе, перчатках, широких золотых браслетах на запястьях и в туфлях-лодочках Настя выглядела шикарно, провоцируя у собравшихся мужиков обильное слюноотделение.
Они спустились по трапу и с охраной двинулись сквозь толпу, принимая цветы, которые передавали помощникам и раздавая автографы. Сегодня у Магомаева концерт в Кремлевском концертном зале, завтра – еще два, там же. Далее – свадьба доченьки Фурцевой, потом они уедут в Баку на неделю – к родственникам и землякам. Ну а дальше большой трехмесячный тур по крупнейшим концертным площадкам СССР – от Калининграда до Владивостока. Соскучился народ по кумиру. Заодно очередную пластинку ему запишем, с которой после отпуска отправится покорять мир за Занавесом дальше.
Проводив взглядом Магомаевых до кортежа, мы с Вилкой убрали бинокли и спустились с крыши высотки, с которой и наблюдали «приплыв» певца.
– Ростропович с женой во Францию эмигрировали, слышал? – спросила девушка по пути.
– Не слышал, – признался я. – На укол зонтиком напрашиваются?
– Не-а, – хихикнула она. – Даже гражданство оставили, а на политические вопросы не отвечают. По казино ходят, ресторанам, светским раутам…
– Неискоренима в отечественной интеллигенции тяга к славному городу Парижу, – вздохнул я. – Какая-то болезнь прямо, и мне ее не понять – там что, люди из золота отлиты и розами благоухают?
– Эх-х-х, – мечтательно протянула зажмурившаяся Виталина. – Вот бы на берегу Сены на одеялке красиво так круассаном похрустеть, любуясь Эйфелевой башней под веселую ругань харизматичных французских таксистов, пока таких необычных нас рисует уличный рисовальщик, подозрительно похожий на Эмиля Золя – это вам не с быдлом совковым на корточках «Жигулевское» из трехлитровки хлестать, поплевывая в Москву-реку!
– Шаришь! – заржал я. – Там вам не тут – даже лицо без определенного места жительства не пошлый совковый бомж, а благородный «клошагх-х-х».
– Ах, clochard! – восхищенно затрепетала глазками Виталина, положив под щеку ладошки.
– Уи, clochard! – подтвердил я.
– Bien-aimé, kloshar-c'estsi beau! [Любимый, клошар – это так прекрасно] – прощебетала девушка. – Regarde, il fait pip! [Смотри, он писает!]
– Во Франции все такое изящное! – вытер я выступившую слезинку восхищения.
Поржали, вышли из подъезда и уселись в Запорожец, отправившись к кинотеатру «Прогресс» – Вилочка в кино пригласила, у нас сегодня выходной в честь завершения съемок «Участка» (смонтировать осталось) и завершения на две трети «Четвероногого малыша» – последний еще ждет долгий «пост-продакшен» и аниматронно-кукольные досъемки в недрах павильонов «Мосфильма». Но это уже ерунда – цель «успеть снять все что надо до конца лета» будет выполнена с опережением на целую неделю.
Давали «Бабетта идет на войну» с Брижит Бардо – сюжет был о том, как милая и глупенькая (от такого шовинизма даже у меня зубы свело) блондиночка спасла всю Францию во время второй мировой войны, сама этого не поняв. Неплохая комедия «новой волны», и мы время от времени похохатывали вместе с полупустым (потому что кино старое) залом.
На выходе Виталина почему-то помрачнела.
– Что такое? Не соответствуешь заданным этим фильмом высоким стандартам женской глупости? – предположил я.
– Думаю о том, что им сме*уечки, – указала на афишу, – А у нас двадцать миллионов человек поубивали.
– Совсем я тебя испортил, – вздохнул я. – Есть такое. Заметь – немцы в этом кино какие-то потешные ряженные и хорошие люди. Из злодеев – только сумасшедший гестаповец и закадровый Гитлер. Вот так историческую память и подменяют, заставляя наивных пролетариев забыть об истинном положении дел. Мы для Европы – чужие, несмотря на все иллюзии условных карго-культистов Ростроповичей, а немцы – свои, хоть с евреями и погорячились.
– Суки! – подвела итог Виталина.
– Суки! – согласился я.
В машине девушка выкинула негатив из головы и вытащила из сумочки вскрытый конверт, протянув мне со словами:
– Хочу рейд в Саратов. Ты в Геленджике размялся, а я в Монте-Карло прозябала – поехали!
– Поехали конечно, – с улыбкой кивнул я, достал оказавшееся доносом письмо. Впитав, улыбнулся еще шире. – Ох уж это кумовство в закрытых маленьких городках.
