Блин, блин, блин! Как же я проспала-то! Кошмар! Шеф меня с потрохами съест! Я вскакиваю с дивана и бегу в ванную. Быстро-быстро-быстро! Толкаю дверь и… Заперто! Нет, ну такой подлости я не ожидала.
С кухни доносится звяканье посуды и идёт чудесный аромат блинов. Я забегаю туда. Бабушка стоит у плиты.
– Ба, кто там?
Бабушка смотрит удивлённо и строго, будто до сих пор в школе преподаёт.
– Где, Катюша? – спрашивает она чуть приподняв брови.
– Ну в ванной, где ещё! Я опаздываю! Опять Зинка влезла?!
– Наверное, Зиночка. Садись позавтракай пока что…
Это просто трагедия. Зинка теперь раньше, чем через час не выйдет. Я подскакиваю к запертой двери и колочу по ней.
– Зина! Выходи! После меня зайдёшь! Я опаздываю!
В ответ до меня доносится шум льющейся воды. Вот так попала. Бабушка выглядывает из кухни.
– Не шуми, Даньку разбудишь и отца своего непутёвого. Иди, блинок горяченький съешь.
Я снова залетаю в кухню и наклоняюсь над раковиной. Хоть лицо умыть. Придётся бежать так.
– Я ведь ей тысячу раз говорила, чтобы не совалась в ванную, пока я из дому не ушла!
– Ну, знаешь, – возражает бабушка, – она тоже живой человек и тоже здесь живёт.
– Ага, в моей комнате.
– Ну и хорошо, что в твоей. Мы же одна семья, Катенька, и должны помогать друг другу. Надо радоваться, что можешь сестричке помочь, когда у неё тяжёлый период. Я вот всю жизнь всем помогала и не жалею.
Это точно. Бабушка действительно всем родственникам помогала, и Зинкиным родителям вечно возила целые торбы продуктов из Москвы, будто у них этого всего не продавалось.
И когда моя двоюродная сестра сбежала от мужа, и приехала из Калуги к нам месячишко переждать и перетерпеть, как сказала бабушка, я с готовностью отдала свою комнату. Надо перетерпеть, у Зиночки беда и ребёночек маленький. Да я не против. Только вот уже полтора года прошло.
– Катюш, ты не злись. Зина же не виновата, что ты проспала. На вот, возьми, я тебе с собой блинчики собрала. Там у себя чай попьёшь.
– Спасибо, бабуль, – вздыхаю я. – Только вот она целый день дома сидит, а я на работу опаздываю. Не могла подождать что ли?
– Для того ты пять лет в МГУ оттрубила, – бабушка досадливо машет рукой, – чтобы устроиться секретаршей на кондитерскую фабрику? Найди уже себе другую работу, приличную и уважаемую.
Уважаемую? А ничего, что на зарплату от этой неуважаемой работы я выплачиваю кредиты за квартиру и машину. Папа взял кредит под квартиру и купил дачу, которая нужна была, чтобы Даня ягодку свежую кушал. Выплачиваю этот кредит я. И ещё плачу за машину, чтобы возить семью на эту дачу. Дача, конечно, маленькая, название одно, да и машина, как коробчёнка, да вот только на них уходит большая часть зарплаты. А остальное я трачу на своих родных, потому что папиной и бабушкиной пенсии явно не хватает, а Зина никак не может найти работу. Но я не возражаю, семья – это святое…
– Я с ней поговорю, попрошу на будущее, – добавляет бабушка, имея в виду Зинку.
– Да сколько уж говорили…
– У неё дела, к тому же. Она сейчас повезёт Данечку на дачу. Там уж ягодка поспела. Ну и я с ними съезжу. Так что мы машину возьмём, ладно?
– Я Ленке Зыряновой обещала вечером помочь стулья привезти. Вы когда вернётесь?
– Перебьётся Ленка твоя. Закажет доставку.
– Я уже пообещала, ба!
– Ленка эта, вечно ей надо больше всех. Тебе кто важнее Ленка или племянник родной?
– Двоюродный вообще-то!
– А-а-а-а! – раздаётся за моей спиной рёв.
Я быстро оборачиваюсь. Это Даня пришёл на кухню и теперь стоит босиком, в трусишках и маечке. Стоит и рыдает, да так горько и безутешно… Я присаживаюсь на корточки и ерошу его светлые волосики.
– Ты чего, Данилыч, что случилось? – спрашиваю его.
– Я не дво-ю-ю-ю-родный! – тянет он. – Я родн-о-о-о-й!
Ну что тут скажешь, конечно родной. Я прижимаю его к себе и шепчу:
– Родной-родной, не расстраивайся, ты мой родненький, Данечка. Иди блинчик скушай, бабуля тебе испекла. Со сметанкой, как ты любишь.
.
Когда я влетаю в приёмную коммерческого директора, происходит худшее из возможного. Он стоит посреди приёмной и уже ждёт меня. Коренастое, немного оплывшее тело, короткая шея, тяжёлый взгляд и руки, упёртые в бока.
Начинать день со встречи с этим гадом исключительно плохая примета. Впрочем, не встретиться утром со своим боссом практически невозможно, поэтому все дни, проведённые на работе так похожи на каторгу…
– Андреева, – преувеличенно возмущённо почти кричит он и буравит меня взглядом грязно-бурых неприязненных глаз.
Интересно, почему его называют Квазимодо? Сердце у него явно не способно на большую любовь, и внешне он, хоть и неприятен, но и не настолько уродлив, всё-таки. Наверное, из-за фамилии Горбатов.
– Простите, Валерий Игнатьевич, семейные обстоятельства, форсмажор, – говорю я покаянно и представляю, как обрастаю непроницаемой чешуёй. – Больше не повторится, вы меня знаете, я всегда на работе раньше всех.
Он молча смотрит не говоря больше ни слова, чтобы я лучше прочувствовала его гнев и испытала глубокое раскаянье за свой низменный проступок. Наконец, вдоволь насладившись моим униженным трепетом, он поворачивается и проходит в свой кабинет. Уходи, уходи с глаз моих.
– Кофе, – недовольно бросает он и закрывает за собой дверь.
Пошёл казни мне придумывать. Подсыплю ему крысиного яда когда-нибудь или слабительного тройную дозу. Жаль, что не сегодня. Я ставлю на поднос маленькую чашечку кофе и насыпаю в вазочку миндаль в шоколаде.
Захожу в кабинет. Горбатов полусидит на конференц-столе. Я подхожу и оставляю поднос рядом с ним. Не успеваю отойти, как он хватает меня за руку.
– Ну, Андреева Катерина, и что мне с тобой делать, а? – говорит он сквозь зубы.
Глаза его хищно осматривают меня с ног до головы. Такое ощущение, что он лапает меня потными ладонями. Но я смотрю ему прямо в лицо. Знает же, что со мной такие штуки не проходят.
– Отпустите, пожалуйста руку, Валерий Игнатьевич. Вы какой-то очень возбуждённый сегодня. Вам тревожные сны не снились?
– Отпустить? – ощеривается он. – Я вот как раз и думаю, не пора ли тебя отпустить? Насовсем. Толку от тебя всё равно никакого. Мордашка смазливая, но это единственный плюс. Где отчёт по мармеладу? Сколько нужно повторять? Ни одного задания в срок сдать не можешь.
– Отчёт лежит в папке у вас на столе. Я его уже два дня назад сделала и лично вам отдала, прямо в руки.
– Ну вот, видишь, сделала отчёт, а не сообщила. Безответственная ты, опаздываешь постоянно.
– Сегодня единственный раз опоздала, – говорю я, пытаясь вырвать руку.
От шефа несёт дорогим одеколоном, ванну он в нём принимает что ли? Хотя, вряд ли. Выглядит он обычно так, будто неделю не мылся.
– Единственный? У меня записаны все твои проступки. Там уже на увольнение тянет. По статье, между прочим.
