В субботнее утро Лидочка проснулась с чувством глубокого неудовлетворения. Перед тем, как открыть глаза, она долго прислушивалась к звукам в квартире и пыталась найти объяснение томящей боли в груди. Из коридора доносился шум воды с пением и полным отсутствием музыкального слуха. Муж Василий, вернувшись с пробежки, придавался любимому занятию – смывал натруженный пот, вытягивая арию Фигаро там, где она в принципе не тянулась. Но Лидочка мужнину блажь терпела стойко, все лучше, чем торчал бы он с мужиками в гараже, распивая дешевое пиво.
Шум воды с фальшивым си-бемолем рассеивал внимание, мешал сосредоточиться на главном. Лидочку что-то беспокоило, что-то важное, неподдающееся определению. Хотя, если вспомнить вчерашний вечер…
День рождения младшей сестры Веры, как раз вчера, отмечали в хорошем и страшно дорогом ресторане. Стол ломился от деликатесов, но Лида, наслышанная о коварстве морепродуктов, ела мало и все больше традиционные блюда, которые по каким-то поварским законам всегда подавались в конце торжества, когда полные желудки долгожданную пищу просто игнорировали. Лида шашлыков дождалась, отказавшись от крабов, кальмаров во фритюре, и красные лангустины на овальном блюде проплыли мимо нее.
Неудовлетворение вчерашним праздником не покидало и во время завтрака. Усиливалась головная боль – верный признак удавшегося веселья – и странное послевкусие щекотало горло. Лидочка вспомнила, что вчера от тарталеток с черной икрой попахивало моторным маслом, и чтобы не обидеть сестру, она съела всего одну, а муж очистил для нее клешню омара, и мясо она проглотила не жуя, осушив половину бокала красного вина на всякий случай для дезинфекции.
Омар не давал Лидочке покоя. Океанское чудо с ярко-красными клешнями, с вихрастым членораздельным хвостом снилось всю ночь, шевеля усами.
– Интересно, уши у них есть? – Лида задумчиво ковыряла вилкой остывший омлет.
– У кого, Лидок? – встрепенулся Василий, весь свежий и чистый после утренних омовений.
– У омаров.
– Говорил же вчера, последняя бутылка шампанского была лишняя. «Открывай, девочки хотят повеселиться». – Муж напомнил о безудержном кураже, но получилось зло, с издевкой. – Какие уши у раков, Лид, что ты, в самом деле?! С ума не сходи.
Лидочка равнодушно пожала плечами. Впереди был долгий выходной. По списку поход в магазин, приготовление обеда, уборка квартиры. Ничего нового, обычная суббота с набором женских обязанностей, от которых всякий раз сводило челюсти, ломило в пояснице, а усталость накрывала свинцовым одеялом в тот момент, когда надо было браться за пылесос. На помощь мужа Лидочка рассчитывала, но слабо. Василий намекал о подготовке к рыбалке, сокрушался грязными ковриками в машине и мечтал сэкономить на автосервисе – собственными руками вымыть «ласточку» под полировку. Совершенно идиотская затея, особенно перед рыбалкой, где без грязи, как пить дать, не обойдется.
После обеда гипермаркет супруги Поповы обошли без особого вдохновения. Тележка ломилась от необходимых продуктов потребительского спроса. Тянуло вправо, и Василий катил тележку медленно, с упором на передние колеса, пытаясь выправить ход. В кассы тянулась извилистая очередь часа на полтора, не меньше. Василий уже прикидывал в уме: хватит ли в кармане наличности, когда возле рыбного отдела жена вдруг затормозилась и с особой интонацией в голосе произнесла:
– Вася, смотри, какие офигенные осьминожки!
Хоть Лидочка и проработала семь лет в начальных классах, но иногда позволяла себе отдых от учительских штампов и заученных фраз, разбавляя повседневную лексику нелитературными словами и даже небольшими словосочетаниями. Но именно прилагательное «офигенный» вызывало у Василия настороженность и опасения неминуемой растраты, словно на учебном полигоне при команде «Вспышка справа!» хотелось в тот же миг развернуться в противоположную сторону и, позабыв о противогазе, ломануться сохатым лосем через бурелом, валежник, болото и непроходимую трясину.
Благодаря этому прилагательному в тесной «хрущевке» у них появился офигенный, но страшно неудобный для жизни диван ярко оранжевого цвета, затем трельяж с треснутым зеркалом конца девятнадцатого столетия, а в коридоре повисли белесые рога неизвестного парнокопытного, которые Василий все время задевал затылком, но со слов жены, рога служили отличной вешалкой для детских кепок и тоже считались офигенными. Вообще, много чего было в их совместной жизни офигенного, но иногда Василий набирался смелости и под шумок, особенно под Новый год, всю малогабаритную красоту относил к мусорным бакам или пристраивал в надежные руки…
– Вась, ну ты чего завис-то? Давай хоть килограммчик купим. Раз в жизни можно попробовать? – Лидочка часто заморгала ресницами, но это был не аргумент.
Василия сильно смущала цена, напрягала до безобразия. Кило розовых щупалец сомнительного качества в мужском уме тут же приравнялось к трем кило свежей свинины, трем банкам темного пива, плюс зелень, лучок, помидорка, и вкупе составило отличный воскресный отдых на свежем воздухе под шашлык и ненавязчивую музыку авторадио. Осьминог на празднике тоже присутствовал, только в виде сушеной стружки.
– Лидунчик, что-то не хочется мне морепродуктов. Вчера наелся. Пойдем лучше свининки возьмем. – Он подхватил жену под локоток, но та уперлась так, что тонюсенькие шпильки босоножек вросли в кафельных пол, как краги альпинистов в вечную мерзлоту ледников. Муж догадался – надо маневрировать, но тут с языка соскочило:
– Да и приготовить ты их толком не сумеешь…
Лидочка оскорбление снесла молча, вздернула носик кверху и в полном одиночестве прошагала к кассам. Василий поплелся следом.
Обиду жены он почувствовал, когда сели в машину. Дверью Лидочка хлопнула так, что внедорожник качнуло с левого борта на правый, словно шлюпку от барка «Седов» на штормовых волнах. Домой доехали в гнетущей тишине.
Жена стойко игнорировала любые поползновения помириться. На ужин выставила перед мужем большую тарелку макарон, телячью отбивную сорок пятого размера и рубленый салат из свежих овощей. Сама обошлась творожным сырком, зеленым чаем и низкокалорийными хлебцами.
Всю ночь на продавленном диване Василию снился осьминог. С длинными щупальцами и фиолетовыми присосками он кружил возле аквалангиста на прозрачной глубине, напоследок по-дружески приобнял и, нагло улыбаясь прямо в маску, на чистом человечьем булькнул: «Эх ты, Вася!».
Василий чувствовал, что долгожданные «холостяцкие» выходные без детей, которых теща еще в пятницу забрала к себе на дачу, летели в тартарары. Жена дулась, куксилась, гладиться не давалась и вместо того, чтобы заниматься мужем, в воскресенье с утра пораньше занялась генеральной уборкой, сама снесла во двор коридорный коврик и с таким усердием выколачивала из него пыль, что при каждом ударе Василий невольно вздрагивал, ощущая на щеке легкое морозное покалывание.
