К приезду «скорой» все дежурные специалисты собрались в приёмном покое. Больного, седого пожилого мужчину, почти бегом завезли на каталке с внутривенной капельницей в правой руке. Рядом с каталкой встревоженный фельдшер нёс эмалированный тазик, наполовину заполненный жидким чёрным содержимым со сгустками тёмной крови. Знакомый врач «скорой», увидев Дольского, сразу же кинулся к нему и, пожимая руку, стал быстро, почти скороговоркой, объяснять ситуацию:
– Здравствуйте, Александр Иванович. Знаете, был момент: я уже думал, что мы его не довезём. – Он кивнул в сторону лежащего на каталке мужчины и продолжил. – В общем, ситуация следующая. Больной, пятидесяти двух лет, давно страдает язвенной болезнью желудка. Пять лет назад ему в Москве сделали резекцию1 желудка. Почти всё время после операции больной чувствовал себя хорошо. Но последние три месяца его стала беспокоить периодическая пекущая боль в эпигастральной области2, обычно возникающая после приёма пищи и отдающая за грудину. Вскоре после этого появилась немотивированная слабость, пропал аппетит. Он потерял в весе больше двадцати килограммов. Последние две недели боль в животе усилилась, стала почти постоянной и практически ничем не купировалась. К врачам больной не обращался, так как сомневается, что медики ему помогут. Лечился самостоятельно: принимал противоязвенные препараты, но без эффекта. В последние два дня нарастала слабость, беспокоило сильное головокружение, а кал стал чёрного цвета, как смола. Но, несмотря на это, он продолжал ходить на работу. Сегодня в обед больной немного покушал, после чего его стало тошнить, и он вырвал съеденной пищей с тёмной кровью. После рвоты состояние больного резко ухудшилось: он потерял сознание, а когда пришёл в себя, вызвал «скорую помощь». Потом до нашего приезда рвота кровью повторилась ещё раз. Давление, когда мы приехали, было пятьдесят на двадцать. По пути сюда мы подключили капельницу и с гемостатической целью3 прокапали аминокапронку4, хлористый кальций, ввели дицинон и викасол, сейчас с противошоковой целью идёт стабизол. Уже в машине у больного снова была однократная рвота «кофейной гущей» со сгустками крови до двухсот миллилитров. В целом, думаю общая кровопотеря где-то около двух литров, не меньше.
Пока Дольский выслушивал доклад врача «скорой» и, наблюдая за пациентом, обдумывал сложившуюся ситуацию, врач приёмного покоя и дежурные хирурги осматривали больного, слушали лёгкие, сердце, ощупывали живот, измеряли давление, определяли пульс, одновременно расспрашивая о жалобах и перенесённых заболеваниях. Дежурные медицинские сестры в это же время взяли кровь из пальца и из вены другой руки для анализов, сняли электрокардиограмму. Санитарки быстро обмыли и переодели больного. Чтобы не мешать работе коллег, Дольский отошёл от каталки в сторону, продолжая наблюдать и прислушиваться к ответам больного на вопросы осматривавших его врачей, стараясь поточнее определить возможный диагноз и свои последующие действия.
Впрочем, Дольскому даже поверхностного взгляда было достаточно, чтобы понять, что речь идёт о клинике острого желудочного кровотечения, осложнённого геморрагическим шоком: резкая бледность кожи, пот на лице и шее, слабость до дрожи, кровавая рвота. Поведение больного было то беспокойным, то заторможенным, и в эти минуты казалось, что он вот-вот потеряет сознание. Дольский понимал, что скорее всего, у больного рак культи желудка. Кровотечение, возможно, ещё продолжается. Конечно, общая картина окончательно прояснится только после проведения фиброгастроскопии5, ультразвукового и лабораторного исследования, но уже сейчас многое понятно. Особенно Дольского беспокоила большая кровопотеря. Такое кровотечение, да ещё из опухоли, медикаментозно практически не остановить. Скорее всего придётся оперировать на высоте кровотечения. А если учесть, что операция будет повторной… В таком случае надо быть готовым к самому худшему.
Дольский мысленно обдумывал перспективы возможной операции, пока по ходу обследования врачи в голос докладывали ему результаты осмотра.
– Давление семьдесят на сорок, пульс сто двадцать шесть, слабых свойств. В лёгких дыхание везикулярное, хрипов нет. Тоны сердца слабые, ритмичные, выраженная тахикардия6. Электрокардиограмма без особенностей, незначительные возрастные изменения.
В считанные минуты осмотр был завершён и все необходимые документы оформлены. И чтобы окончательно убедиться в своём диагнозе, Дольский подойдя к больному, стал быстро, но тщательно его осматривать сам.
– Доктор, а меня будут оперировать? – с тревогой спросил больной.
– Думаю, да. Но окончательное решение мы примем только после получения результатов вашего обследования.
– А кто будет меня оперировать? Вы?
– Да.
– Как Вы думаете: сейчас у меня есть ещё шанс выжить? – Рот больного скривился в улыбке. – Или может сразу в морг?
– Шанс всегда есть. А в морг пока рановато.
Дольский всегда избегал разговоров на эту тему с больными до окончания обследования и принятия решения о целесообразности операции, и поэтому сразу перевёл разговор на другую тему.
– Родные у Вас есть?
– Да, доктор, родные есть, но не здесь. Они живут далеко отсюда. Если Вас интересует моё согласие на операцию, то я согласен. Так что, если надо оперировать: оперируйте.
Осматривая живот больного, Дольский показал рукой на длинный, аккуратный, едва заметный послеоперационный рубец, протянувшийся выше пупка по средней линии живота, и спросил:
– Вы не знаете, какая операция у Вас была выполнена? Сразу видно, что делал мастер.
– Конечно, знаю. Ещё бы. Мне сделали резекцию желудка. Я правильно сказал? – Дольский в ответ молча кивнул, и больной продолжил. – Операцию мне делал сам академик Фёдоров, директор института Вишневского в Москве. Вы, наверное, о нём слышали?
– Конечно.
Когда осмотр был закончен, Дольский распорядился поднимать больного на каталке в хирургическое отделение. В отделении каталку с больным из лифта сразу закатили в диагностическую, где его уже ждал врач-эндоскопист с подготовленным к работе фиброгастроскопом7, и осмотр был продолжен.
