Разумеется, Марсиана валялась в моем любимом кресле возле камина.
Никому не известно, почему, но и я, и моя кошка предпочитали то кресло, что стоит правее – хотя слева точно такое же, с такой же гобеленовой обивкой, мягкими подушками и скамеечкой для ног.
– Бакстон!
– Слушаю, мадам! – дворецкий материализовался за моей спиной.
– Бакстон, позовите Марсиану на кухню и налейте ей молока.
– Осмелюсь заметить, мадам, Марсиана предпочитает сливки пятнадцатипроцентной жирности.
Я удивилась. Никогда не замечала за своей кошкой склонности к чревоугодию.
– Марсиана, неужели у тебя так изменились вкусы? – она все-таки повела ухом. Что ж, со стороны кошки это можно считать проявлением уважения.
На низком столике рядом с камином уже был приготовлен поднос с моим ежевечерним набором – графин с aqua vita (шестнадцатилетний островной нектар, напиток богов – если боги могут себе это позволить, конечно), подставка с любимыми трубками и несколько жестянок с табаком.
Ну да, я курю трубку. С тех самых пор, как оставила полевую работу.
Пробовала и сигары, но, честно говоря, трубочный дым мне вкуснее, да и для исследований подходит лучше. Он гуще.
Впереди длинные выходные, bank holidays, я никуда не спешу и никого не жду сегодня.
Камин у меня в малой гостиной, потомки называют ее «бабушкина полосатая комната». Те потомки, которые вообще бывали в моем доме. В тот момент, когда я ее обновляла, мне понравился полосатый шелк из Тариссы, его еще называют «паучий»; так что шторы и подушки как раз и сделаны из этого прекрасного, плотного, совершенно не истирающегося шелка. А поскольку в зимние вечера я курю именно здесь, все прочие члены моей семьи уверяют, что без кислородной маски в эту гостиную не зайдешь.
Бакстон снова возник рядом с моим креслом совершенно незаметно, вот только что была лишь красно-оранжевая загогулина на ковре, и, на тебе – ее попирают черные блестящие ботинки моего дворецкого.
– Могу ли я запирать двери на ночь, мадам?
– Да, Бакстон, запирайте и идите спать, сегодня я никого не жду.
– Благодарю Вас.
Дважды щелкнул замок парадной двери, тихонько звякнули ставни в библиотеке, в столовой, скрипнул ставень французского окна в большой гостиной… Горничные давно разошлись по своим комнатам – только я оставалась у камина в любимом кресле, да Марсиана сидела у огня и щурилась.
Еще пару месяцев назад рядом, в моем кабинете, вздыхала и щелкала клавишами компьютера Марджори, моя компаньонка и секретарша на протяжении последних тридцати лет. Но в конце апреля она поссорилась со мной (да-да, не МЫ поссорились, я вообще практически не принимала участия в этом позорище, только молчала и хлопала глазами). Поссорилась и мгновенно отбыла, не оставив адреса.
Почему позорище?
Ну, а как еще можно назвать сцену, устроенную одной женщиной неопределенного возраста «очень сильно за 80» другой женщине такого же возраста, и, Боже мой, из-за чего? Из-за мужчины!
Должна ли я сознаться, что последний мужчина, из-за которого я готова была беспокоиться, был моим же мужем? Последним. Ну да, третьим, ну и что?
Я вздохнула и посмотрела на фотографию Ласло, стоящую на столике – грех был бы жаловаться, он был хорошим мужем. Хотя и умер невовремя, оставив меня разбираться с кучей неоплаченных счетов, неверных решений, с истеричными женщинами, с нововведениями на семейных предприятиях, которые и так прекрасно работали не первый десяток лет, и прочая, и прочая… И как можно было в пятый раз использовать те же бочки из-под шерри для закладки односолодового aqua vita? Даже моя праправнучка Дани, а ей всего восемь, прекрасно знает, что четвертая закладка – последняя!
Мой коммуникатор, лежащий рядом с графином, тихонько хрюкнул. Странно, кто бы мог вызывать меня в такое время?
Новым секретарем я так и не обзавелась, поэтому пришлось самой пойти в кабинет и подтвердить принятие вызова.
– Я слушаю!
Экран оставался темным, но голос я узнала. За тридцать лет голос Марджори Оллесун я изучила лучше, чем список собственных вкладов в гномьих банках.
– Лавиния, я в беде!
– Говори, – я нажала на клавишу записи. Да, я и сейчас могу воспроизвести прочитанный текст или услышанный разговор дословно, но запись еще никогда не мешала.
– Камни Коркорана! Лавиния, прошу тебя! – она всхлипнула. – Эти… они убьют меня!
– Давай, старушка, шевели мослами! – голос, вмешавшийся в разговор, был определенно мужским. И определенно очень неприятным.
Не говоря уже о том, что назвать меня старушкой не рискнул бы даже городской сумасшедший. Тем временем, неприятный собеседник продолжал. – Сложи камушки в мешок, мешок в сумку. Добавь туда же пять тысяч золотых дукатов и жди нового звонка.
Соединение было разорвано, и в трубке зазвучали короткие гудки.
Ну что же, по-видимому, мне нужно возвращаться к активной работе. Я отставила в сторону стаканчик с виски, вышла из гостиной, и поднялась на второй этаж в кабинет. Сейф был традиционно расположен за картиной, натюрмортом с мелкими розочками в голубой вазе. Один из сейфов, тот, в котором я хранила бумаги, драгоценности и деньги. Второй, с артефактами, был вмурован в пол и закрыт паркетной шашкой и ковром.
Конечно, пять тысяч дукатов – сумма немаленькая, но она была в наличии и наличными. Я планировала некоторые покупки, не вполне законные, а контрабандисты, известное дело, предпочитают наличные.
– Бакстон! – дворецкий появился на мгновение раньше, чем я его позвала. – Принесите мне старый замшевый портфель Ласло. Он должен быть…
– В гардеробной, мадам. Минуту.
Ну, минута – не минута, но портфель был доставлен очень быстро. Я переложила в него тяжеленькие замшевые мешочки с золотом, еще один мешочек сунула в свою любимую сумку и заперла верхний сейф. Теперь откинуть ковер…
На нижнем сейфе нужно было набрать код, активировать отпирающее заклинание, набрать второй код, снять охранное заклинание, набрать третий код и только тогда открыть винтовой замок. Возможно, кому-то это покажется слишком длинной дорогой к цели. Мне – нет, особенно после того, как прошлым летом мой двенадцатилетний праправнук Люсьен вскрыл два из трех замков этого сейфа.
Я достала из его стальной глубины коробку из дерева оливы, расчерченную медными и свинцовыми узорами, поставила ее на письменный стол и проделала в обратном порядке всю последовательность действий. Потом вернулась к столу и медленно приподняла крышку коробки. Камни были на месте, все восемь. Невзрачные с виду, больше всего похожие на пемзу, темно красные с черными и бурыми пятнами, все в дырках от застывших пузырьков. Томас Коркоран, мой довольно дальний предок, примерно девятьсот лет назад принес их из Нижнего мира. Как он смог попасть туда, и, более того – не только вернуться живым, но и принести с собой что-то материальное, так никто и не узнал, хотя Томас прожил после этого еще лет сто. По семейной легенде, сильно похожей на правду, его ладони так и остались обожженными до конца дней.