Марио Пьюзо, Эд Фалько - Семья Корлеоне

Джузеппе Марипоза подбоченившись стоял у окна, уставившись на небоскреб «Эмпайр стейт билдинг». Чтобы увидеть верхушку огромного здания, остроконечную антенну, вонзившуюся в бледно-голубое небо, ему пришлось облокотиться на подоконник и прижаться лицом к стеклу. Небоскреб возводился у него на глазах, этаж за этажом, и он любил повторять ребятам, что был в числе тех, кто последними ужинал в старом «Уолдорф-Астории», роскошном отеле, который когда-то стоял там, где сейчас уходило в небо самое высокое здание на земле. Отойдя от окна, Джузеппе смахнул несуществующую пылинку со своего пиджака.

На улице внизу здоровенный мужчина в рабочей одежде восседал на тележке с мусором, лениво катящейся к перекрестку. У него на коленях лежал черный котелок, в руках он держал потертые кожаные вожжи, которыми управлял горбатой клячей, впряженной в тележку. Проводив взглядом тележку, скрывшуюся за углом, Джузеппе взял с подоконника свою шляпу, прижал ее к сердцу и посмотрел на свое отражение в стекле. Его волосы, хотя уже и седые, оставались густыми и жесткими, и он смахнул их назад ладонью. Подтянув узел галстука, Джузеппе поправил узкую полоску материи там, где она чуть смялась, скрываясь под жилетом. У него за спиной в темном углу пустой квартиры Джейк Лаконти попытался что-то сказать, но Джузеппе услышал лишь утробное бормотание. Обернувшись, он увидел Томазино, вошедшего в комнату с пакетом из плотной коричневой бумаги. Волосы Томазино, как всегда, были растрепаны, хотя Джузеппе и говорил ему сто раз, чтобы он причесывался, – и, как всегда, он был небрит. В Томазино все было неопрятно. Джузеппе смерил его презрительным взглядом, который Томазино, по обыкновению, не заметил. Галстук его был не затянут, воротник сорочки расстегнут, мятый пиджак перепачкан кровью. Из-под расстегнутого воротника выбивались пучки черных курчавых волос.

– Он так ничего и не сказал? – Достав из пакета бутылку виски, Томазино отвинтил крышку и сделал глоток.

Джузеппе взглянул на часы. Было уже половина девятого утра.

– Томми, разве по нему не видно, что он больше ничего не скажет?

Лицо Джейка распухло от побоев. Выбитая нижняя челюсть свисала к груди.

– Я не собирался ломать ему челюсть, – смущенно пробормотал Томазино.

– Дай ему выпить, – распорядился Джузеппе. – Посмотрим, вдруг это поможет.

Джейк сидел, откинувшись к стене и подобрав под себя ноги. Томми вытащил его из кровати в гостинице сегодня в шесть утра, и тот по-прежнему был в шелковой пижаме в черную и белую полоску, в которой ложился спать вчера вечером, но только теперь две верхних пуговицы были оторваны, обнажая мускулистую грудь мужчины лет тридцати, приблизительно вдвое моложе Джузеппе. Присев на корточки рядом с Джейком, Томми приподнял его голову так, чтобы можно было влить в глотку немного виски. Джузеппе с любопытством наблюдал за этим, гадая, будет ли от алкоголя какой-нибудь прок. Он отправил Томми к машине за виски после того, как Джейк отключился. Парень закашлял, забрызгивая себе грудь кровью. Приоткрыв заплывшие глаза, он произнес три слова, которые невозможно было бы разобрать, если бы он не повторял их на протяжении всех побоев.

– Он мой отец, – выдавил Джейк, хотя у него получилось что-то вроде «о мо тес».

– Да, знаем. – Томми оглянулся на Джузеппе. – Нужно отдать ему должное, – с уважением произнес он, – этот малыш предан до конца.

Джузеппе опустился на корточки рядом с Томазино.

– Джейк, – сказал он. – Джакомо, я все равно его разыщу. – Достав из кармана носовой платок, он воспользовался им, чтобы не испачкать руки в крови, и развернул парня лицом к себе. – Твой старик Розарио, – продолжал он, – его час пробил. И ты тут уже ничего не поделаешь. Розарио – его дни сочтены. Ты меня понимаешь, Джейк?

– Si, – ответил Джакомо, и этот единственный слог прозвучал достаточно отчетливо.

– Вот и хорошо, – сказал Джузеппе. – Где он? Где скрывается этот сукин сын?

Джакомо попытался было пошевелить правой рукой, которая была сломана, и застонал от боли.